И когда ладонь моя наконец нащупала то, что было единственно необходимым для нее - я завизжал страшно и радостно, и вместе со мной завизжал Единорог, вонзаясь в дверной косяк и намертво прибивая к нему восьмиугольную тюбетейку шута.

    Непривычное и неприятное ощущение, крадучись, пробежало по самым задворкам моего сознания и юркнуло в щель между неплотно пригнанными досками забора, отгораживающего «Я» от «Не-Я». Я лишь успел заметить некую раздвоенность, как если бы не одна моя воля вела руку в выпаде; как если бы…

    А потом я увидел глаза Друдла.

    Слезы стояли в них, и там, за блестящей завесой, животный страх смешался с человеческой радостью.

    Совсем рядом с глазами шута моя рука сжимала рукоять меча.

    Правая рука.

    Железная.

    Моя.

    -  Получилось, - одними губами выдохнул шут. - А я, дурак…

    И сполз на пол, теряя сознание.

    ЧАСТЬ III. МЕЧ И ЕГО ЧЕЛОВЕК

    …Закаленный булатный меч,

    Сотворенный для ратных сеч -

    Он в крови не утрачивал злости,

    Не тупился о белые кости,

    Он на восемьдесят шагов

    Удлинялся при виде врагов,

    И при этом он был таков:

    Острие - хитрей колдуна,

    На ребре видны письмена,

    Смертоносен его удар!..

    Гэсэр

    Глава 7

    1

    …До сих пор, когда я вспоминаю о случившемся, меня охватывает страх.

    И все-таки я - вспоминаю.

    Я, Высший Мэйланя, прямой меч Дан Гьен по прозвищу Единорог, не последний из Блистающих Кабира - вспоминаю.

    Сейчас я лежу на столе и отблески свечей играют на моей полировке. А тогда - тогда я лежал на полу, сброшенный Придатком Чэном, ринувшимся к двери. Впервые мой Придаток ослушался приказа…

    За окном жалобно звенела Волчья Метла и лязгали невидимые Тусклые - темный страх ночного Кабира; в дверях выглядывал из-за кушака своего Придатка тупой шут Дзюттэ, и бессильная ярость захлестнула меня от острия до навершия рукояти, делая клинок теплым и чужим.

    -  Мерзавцы! - бросил я Дзюттэ и Детскому Учителю. - Позор Блистающих!..

    Они не ответили.

    Зато ответил их Придаток.

    Впервые я видел Придатка, почти умевшего говорить на языке Блистающих - языке ударов и выпадов, мелких подготовительных движений и отвлекающих маневров, языке подлинной Беседы. Если бы Дзю или хотя бы Детский Учитель были бы в этот момент обнажены - я бы понял, я бы не удивился, потому что и сам зачастую ощущал Придатка Чэна своим продолжением, частью себя самого…

    Но здесь было что-то иное, неизвестное, здесь был Придаток, умеющий Беседовать без Блистающего.

    На долю секунды я отвлекся, забывшись от изумления - и вот уже Придаток Чэн лежит на полу, скорчившись от боли, а Детский Учитель семьи Абу-Салим в зловещем молчании вылетает из-за кушака своего странного Придатка, описывая короткую дугу, грозящую закончиться у горла Придатка Чэна.

    Нет. У горла эта дуга не закончилась бы. Она бы прошла дальше.

    -  Руби! - истерично расхохотался Дзюттэ Обломок. - Руби, Наставник!..

    Если бы я в этот момент был в руке Придатка Чэна!.. ах, если бы я был там… и пусть все шуты, все Детские Учителя Кабира, все Тусклые Эмирата попытались бы остановить бешеного Единорога!.