-  Нет, хозяин, - прошептала я.

    Отвернулся. Я сгорбилась, опустив голову, опершись ладонями о пол. Его я не видела. Туп Поварешечник ушел. И мешок, в который я была одета, и бусы, и наручники - все забрал с собой. Оставил лишь девушку, что звалась когда-то Джуди Торнтон, - рабыню, цена которой - шесть медных тарсков.

    -  Так я заставлю тебя просить, чтобы на тебя надели ошейник, - заявил мой новый хозяин.

    Я обернулась и замерла в страхе. Он стоял надо мной с плеткой в руках.

    -  Нет, хозяин! - закричала я.

    Жестоко же была я наказана за свою дерзость! Некуда бежать, некуда ползти. Он высек меня, как горианский хозяин. Наконец я с рыданиями легла у его ног.

    -  Думаю, теперь ты приручена, - сказал он.

    -  Да, хозяин, - сквозь слезы уверяла я, - да!

    -  Приручена?

    -  Приручена, хозяин! - рыдала я. - Приручена!

    -  Теперь будешь просить, чтобы на тебя надели ошейник?

    -  Да, хозяин!

    -  Проси!

    -  Я прошу надеть на меня ошейник!

    Он застегнул ошейник на моем горле. Звонко лязгнул запор. Я упала без чувств.

    Он повернулся и вышел, повесив на место плетку - тут, на стене, она всегда под рукой. Позвонил в колокольчик. Дверь отворилась, появился стражник.

    -  Пришли Сашу, - распорядился предводитель, - у нас новая девушка.

    Я лежала на камне. Он сидел за столом, погруженный в работу - наверно, вносил в книгу расходов дату моего приобретения и заплаченную за меня цену. Потихоньку, пока он не видел, я ощупывала ошейник. Круглый, стальной, блестящий. Замкнут у меня на горле. Вот я и в ошейнике. Никогда прежде так остро не чувствовала я свое рабство - разве только в день, когда на моем теле появилось клеймо. Я заплакала. Теперь на мне клеймо и ошейник.

    И тут я услышала звон. Рабские колокольчики.

    Рядом со мной стояли босые женские ноги.

    Вокруг левой лодыжки вчетверо обмотана гирлянда колокольчиков. В спину мне ткнулась рукоять плетки. Я вздрогнула.

    -  Вставай, рабыня, - послышался женский голос. Я подняла глаза. Одета в желтый шелк. Темные волосы стянуты желтой шелковой лентой.

    Я встала.

    -  Встань, как подобает рабыне, - велела она. Я повиновалась.

    -  Дина, - отметила женщина.

    На ней самой клеймо было обычное - словно выписанная от руки первая буква горианского слова «кейджера», примерно полдюйма на полтора. Так чаще всего называют на Горе рабынь. На ее бедре клеймо было ясно видно. Клочок шелка, что служил ей одеждой, будто даже и не пытался прикрыть клеймо.

    -  Я Саша, - сказала мне женщина.

    -  Да, госпожа.

    -  Почему тебя высекли?

    -  Я просила не надевать на меня ошейник, - прошептала я.

    -  Сними его, - велела Саша.

    Я озадаченно уставилась на нее.

    -  Сними, - повторила она.

    Я попыталась стащить ошейник. Дергала до боли. Изо всех сил старалась разорвать. Повернула, попробовала разнять запор. Ни с места.

    С мукой в глазах взглянула я на женщину:

    -  Не могу!

    -  Правильно, - сказала она.