Я спрыгнула с ящика.
Если не приведу в «Чатку и курлу» клиента, Аурелион из Коса по головке не погладит.
На мне - ни наручников, ни цепей. Последние четыре раза меня отпускали на верфь без оков. Наверно, Аурелион мною доволен. Раз даже позволил мне ублажать его на ложе. Как гордилась я тогда! И как завидовали все остальные! Уж я из кожи вон лезла, чтобы ему угодить, и, кажется, недоволен он не остался. Перед тем как уйти, бросил передо мной на пол конфетку, которую я, благодарно выдохнув: «Спасибо, хозяин», подобрала, как водится в «Чатке и курле», губами. Конфетка оказалась твердая, очень сладкая. «Хозяин мною доволен!» - хвасталась я, показывая ее подругам-рабыням. «Мне однажды пять конфеток дал», - заявила Нарла. «Врешь!» - закричала я. Да хозяин ее ни разу даже к себе не подозвал! Мы бросились друг | на друга. Тима, старшая рабыня, разогнала нас плеткой.
Я оглядела верфь.
К причалу шел длинный корабль. Треугольный парус уже свернут на косой рее. Военный корабль Коса. К месту швартовки уже мчались девушки из таверны.
Бросилась вслед за ними и я.
Выстроившись в ряд, мы - девушек семь-восемь - встали на колени и принялись расхваливать свое заведение. Но никто из сходивших на берег с пожитками и оружием мужчин так возле меня и не остановился.
Оглядываясь, я поднялась на ноги. Кое-кто из офицеров и несколько матросов остались на корабле. Я отвернулась.
Мимо, неся на плече длинный, крепко завязанный мешок, прошел моряк. А мешок-то шевелится! Наверно, связанная женщина. Судя по очертаниям - голая. Интересно - рабыня или свободная? Мужчина с мешком сел в какую-то из бесчисленных снующих под мостками лодчонок.
Толкая тележку со шкурами морских слинов, прошли двое. Остро пахло специями от каких-то тюков.
Мужчина пронес шест, с которого свисали десятки косских угрей.
Перевалило за полдень, а я до сих пор не привела в «Чатку и курлу» клиента. Скоро возвращаться.
Пусть руки мои цепями не скованы, но цепи рабства я ощущала каждую секунду. Еще бы! Я одета как рабыня, на мне увешанный колокольчиками ошейник с именем хозяина, такие же колокольчики звенят на ножном браслете. И клеймо. Посылая девушек на верфь, хозяева почти ничем не рискуют. Здесь, на верфи, как и за запертыми воротами, они - рабыни. И если я вовремя не вернусь, плетей не миновать. Я - рабыня.
Полдень давно миновал. Плохи мои дела! До сих пор не привела гостя к столам Аурелиона. Полуголых рабынь в ошейниках посылают на верфь не воздухом дышать, а платежеспособных клиентов подыскивать.
Чуть распахнув шелковое платье, я встала на колени перед каким-то матросом, глядя на него снизу вверх и зазывая:
- Возьми меня в «Чатке и курле», хозяин.
Он пнул меня, да так, что я полетела на горячие доски.
- Я - Йата, - помчалась я к другому. - Пожалуйста, хозяин, возьми меня в «Чатке и курле».
Ударив тыльной стороной ладони, он отбросил меня с дороги. Я почувствовала вкус крови. Я поднялась на колени на шероховатых досках. Ушел! А бить-то зачем?
Встала. Огляделась. Огромный желтый щит на установленном в гавани высоченном столбе успел подняться доверху и упасть. У столба вился белесый дымок - разожгли костер. Щит поднимается и падает ровно в десять анов - полдень по-гори-ански. Одновременно у столба разводят костер с белесым дымом. В двадцать часов - в горианскую полночь - зажигают сигнальный огонь. По этим сигналам весь порт сверяет хронометры, устанавливает, с учетом таблиц приливов, графики движения судов. |