Вокруг шло бурное обсуждение правил погони. Заключались пари. Кое-кто из парней подошел ближе к линии - рассмотреть будущую добычу.

    -  Ой! - вскрикнула леди Сабина. Деревенский парень похлопывал ее по ноге.

    -  Хороша скотинка, - облизнулся он.

    -  Да, - согласился его приятель.

    Другой здоровяк ощупывал меня. Я попыталась было чуть высвободиться, но сопротивляться не смела. Я - рабыня. Высекут.

    По другую сторону от Донны, высоко подняв голову, стараясь не замечать тискающих ее крестьянских рук, стояла Марла.

    Рабыня Бусинка плакала, закрыв лицо руками. Двое местных парней - один стоя, другой сидя на корточках - глазами и руками изучали ее тело - так же спокойно и невозмутимо ощупывали бы они любую другую домашнюю скотину.

    Но вот они подошли ко мне. Я закрыла глаза. Они не церемонились. Пожалуй, с телкой боска обошлись бы и то понежнее. А я? Я всего лишь рабыня.

    Вот бы броситься на них, выцарапать глаза! Нет, нельзя. Могут высечь, а могут и убить. Ничего удивительного, что на Горе послушные рабыни. Непослушных просто уничтожают. На мгновение вспыхнувший в душе порыв к мятежу испугал меня. Да что это со мной? Что я, на Земле, что ли? Забыла, что это - Гор? Затмение нашло! Горианским рабыням бунтовать не положено.

    Двое продолжали изучать мое тело.

    Глаза наполнились слезами. Случается, рабыне шутки ради позволяют взбунтоваться, иногда даже, чтобы позабавиться, приказывают: «Бунтуй!» По щекам потекли слезы. Этому приказу, как и любому другому, надлежит повиноваться. Страшный, жестокий приказ. Налюбовавшись вдоволь, ей крикнут: «На колени!» Для того, наверно, и позволяют девушке ослушаться, чтоб слаще было потом вновь поставить ее на колени.

    В общем, девушка целиком и полностью принадлежит хозяину - и этим все сказано. Я открыла глаза. Отошли, взялись за Донну.

    -  Ты плачешь, - шепнула мне Бусинка.

    -  Ерунда! - тряхнув волосами, ответила я и встала у линии. Земля далеко. Там я была такой утонченной! Писала стихи. А теперь в чужом мире, в Богом забытом поселке, стою у выведенной на земле черты. Нет больше Джуди Торнтон. Есть лишь безымянная полуголая рабыня, ждущая сигнала, чтобы броситься наутек на потеху деревенским парням. Что случилось со мной? Как я сюда попала? Кто я? Чего от меня хотят?

    Я улыбнулась себе. Зато одно я знаю точно: я принадлежу Клитусу Вителлиусу, предводителю воинов Ара.

    В глубине души, едва признаваясь самой себе, я не противилась. Таких мужчин я доселе не встречала.

    Стоя у линии, я оглянулась - туда, где у костра в окружении местных мужчин, бок о бок с Турнусом, главой касты, земледельцем и заводчиком слинов, сидел он.

    Сладостный трепет охватил меня. Один взгляд на Клитуса Вителлиуса - и тело под коротенькой та-тирой стало горячим и влажным. А он, не обращая на меня внимания, беседовал с Турнусом. Он из тех мужчин, которые устанавливают женщине - даже свободной - свои условия. Никакую женщину, будь она хоть трижды свободна, и близко к себе не подпустит, не прими она безоговорочно его условия. Не станет спорить, рассуждать, убеждать, не пустится торговаться. И свободная женщина, к ужасу своему, вдруг поймет, что она - если он сочтет нужным - должна просто повиноваться, стать безвольной и безгласной, как рабыня. Ни у кого на поводу он не пойдет. Условия его просты: женщина отдает ему себя полностью, целиком подчиняется его власти, лишается собственной воли - как рабыня, на которую он соблаговолит надеть ошейник.