– Джон, он, наверно, следит за закрытием Олимпиады так же, как и мы. Подождем еще немного, – посоветовал Билл Хенриксен.

– Ну если ты так считаешь. – Брайтлинг обнял плечи жены и попытался успокоиться.

Даже в этот момент зрители, входящие на стадион, прошли через туманные системы и были обрызганы нано‑капсулами, содержащими Шиву. Билл прав. Нельзя изменить неизбежное. Он видел это в своем воображении. Улицы и хайвэи опустеют, фермы перестанут работать, аэропорты закроются. Деревья будут наслаждаться жизнью без лесорубов, угрожающих им. Повсюду будут шнырять животные, обнюхивая опустевшие дома и, возможно, удивляясь, почему стих шум и куда исчезли двуногие существа. Наступит пир для крыс и других животных, питающихся падалью. Собаки и кошки вернутся к своему первобытному состоянию и попытаются выжить, насколько позволят обстоятельства. Растительноядные и хищные животные избавятся от преследования охотников. Разбросанные повсюду яды будут продолжать убивать, но в конце концов им придет конец, и прекратится гибель животных, которые не нравились фермерам и другим людям. В этом году больше не будет кровавого убийства новорожденных тюленей, которых безжалостно истребляли из‑за их восхитительных белых шкурок. В этом году произойдет новое рождение мира... и, если для этого потребовалось насилие, оно стоит той цены, которую уплатит человечество за свои преступления. Им на смену придут люди, обладающие разумом и любовью к природе и способностью ценить ее. Это было религией для Брайтлинга и его людей. Несомненно, в их вере сохранились все характерные атрибуты религии. Они боготворили великую общую систему жизни, называемую Природой. Они сражались за нее, потому что знали, что Она любит и лелеет их. Все было так просто. Природа была для них не существом, а гигантской всеобъемлющей идеей, которая создает и защищает всех, кто близок к ней. Вряд ли они были первыми людьми, посвятившими свою жизнь идее.

* * *

– Сколько еще до Хикэма? – спросил Нунэн.

– Еще десять часов, сказал сержант бортовой службы, – ответил Пирс, посмотрев на часы. – Это напоминает мне пребывание в Восемь‑Двойке. Мне не хватает только парашюта, Тим, – сказал он Нунэну.

– Что?

– Я говорю о Восемьдесят Второй воздушно‑десантной дивизии, Форт Брэгг, это первая часть, в которой я служил. Все время, бэби, – объяснил Пирс ради просвещения этого безграмотного парня из ФБР. Он скучал по прыжкам с парашютом, но этим упражнением не занимались солдаты войск специального назначения. Высадка с вертолета была организована лучше и намного безопаснее, но ей недоставало шума воздуха, проносящегося мимо тебя, когда ты прыгаешь из транспортного самолета вместе со своими товарищами по взводу. – Как ты относишься к тому, что пытался сделать этот парень? – спросил Пирс, указывая на Гиэринга.

– Трудно поверить, что это правда.

– Да, я знаю, – согласился Пирс. – Мне тоже хочется думать, что на свете нет таких безумцев. Подобный замысел не помещается у меня в голове, приятель.

– Это верно, – ответил Нунэн. – У меня тоже. – Он пощупал крохотный магнитофон у себя в кармане. Является ли юридически обоснованным полученное признание? Он зачитал этому мерзавцу его права, и Гиэринг сказал, что понял их, но любой адвокат, даже недостаточно компетентный, приложит все усилия, чтобы судья не счел это признание полученным с соблюдением всех юридических норм. Он заявит, поскольку они находились на борту военного самолета, окруженные вооруженными людьми, обстоятельства принудили Гиэринга сделать такой шаг, – и не исключено, что судья согласится с ним. Он может также признать, что арест был проведен с нарушением юридических норм.