|
Император перекрыл северные границы Франции, и теперь туда не проникнет ни почтовая карета, ни рыбачья лодка, ни документ, разве что ложная информация, энергично распространявшаяся агентами Наполеона. По слухам, власти ожидают начала кампании не раньше июля, но, я думаю, война может разразиться в любую минуту. – У меня такое ощущение, будто… нас всех поместили в стеклянный сосуд, который вот вот разобьется, – с волнением произнесла Кэтрин. – Меньше всего сейчас ценится жизнь. Последние два месяца не в счет, они особенные и никогда больше не повторятся. – Все месяцы особенные, каждый по своему, и ни один не повторится, – тихо произнес Кеннет. И все таки это было так естественно, так по человечески – попытаться удержать эту ночь. И Кэтрин, поддавшись порыву, спросила: – Не могли бы вы оказать мне одну любезность? – Конечно. Чего вы хотите? – Нарисуйте, пожалуйста, обитателей этого дома! Энн и Чарльза, Колина, детей. Собак. Себя. Майкла. Самое главное – Майкла. Заметив вопросительный взгляд Кеннета, она быстро добавила: – Разумеется, я заплачу. Брови его поползли вверх. – Но, Кэтрин, помилуйте… Она уставилась в свою рюмку с шерри. – Извините. Я не хотела обидеть вас своим предложением. Он скривил рот. – Да нет же, вы оказали мне честь, впервые я получил заказ, как настоящий профессионал, однако я не могу согласиться. – Конечно. Извините. Мне не следовало обращаться к нам с подобной просьбой. Он жестом остановил ее. – Дело совсем не в этом. Я подарю вам несколько уже готовых рисунков. И сделаю новые. Кэтрин стала его благодарить, но Кеннет сказал: – Не надо благодарить. У вас с Энн талант. Вы собирали этот уютный дом буквально по крохам. Он вглядывался в почти черное небо. – А у меня так давно не было дома! Он произнес это с глубокой печалью, и Кэтрин невольно положила ладонь на его руку. С Кеннетом это получилось легче, чем с Майклом. – Не забудьте об автопортрете, мне очень хочется его иметь. – Попробую, но боюсь, бумага не выдержит, – произнес Кеннет. – Как сказала бы Молли, вы такой глупый. Оба рассмеялись. – Вы собираетесь на бал к герцогине Ричмондской на следующей неделе? Говорят, это будет самый грандиозный вечер сезона, – сказала Кэтрин, убрав ладонь с руки Кеннета. – Слава Богу, меня туда не пригласили, я не настолько важная персона, – ответил Кеннет, зато я буду на балу у герцога двадцать первого числа. Герцог дает его в память битвы у Виктории и пригласил всех своих офицеров. – Надеюсь, вы со мной потанцуете? – Кэтрин кокетливо улыбнулась. – Ни в коем случае. Я готов отдать вам все мои рисунки, даже собственную жизнь, но танцы – это не для меня. Они снова рассмеялись. Обернувшись, Кэтрин увидела в дверях Майкла. Заметив, что она на него смотрит, он с непроницаемым лицом вошел в комнату. Ей так захотелось подойти к нему и взять за руку. Но вместо этого она с видом Святой Катерины пошла наливать очередную рюмку шерри. Легче быть святой, чем женщиной. В тот вечер Кеннет просматривал свои рисунки и отбирал те, что могли понравиться Кэтрин. Как же их много, не переставал он удивляться. Ему оставалось нарисовать всего один или два портрета. Он отложил также несколько рисунков для Энн. На одном, очень удачном, была изображена семья Моубри в саду. Кеннет лениво вытащил карандаш и набросал любовную пару – могущественного воина Тристана и принцессу целительницу Изольду, которая была замужем за дядей Тристана. Закончилось все, разумеется, трагически. Легенда не была бы легендой, если бы они мирно поселились в коттедже, она нарожала бы девять детей, а он превратился бы в краснолицего помещика. |
