Вал сидела за туалетным столиком и мрачно смотрела в зеркало.

— Ты скоро, кошечка? Бекон подгорает, — постучал к ней Рис.

— Папа! Ты не должен готовить завтрак, — кинулась она к отцу. — Я мигом все приготовлю.

— Я рад, кошечка, что ты становишься самостоятельной.

— Ты был на кухне?

— Там Пинк, из него может получиться повар.

— Не стоит его мучить, я сама могу готовить.

— Тебе нет нужды толкаться у плиты, Вал. Мы еще в состоянии сделать это сами.

— Да, пока были деньги! — фыркнула Вал. — Так что у нас сейчас с финансами?

Он пожал плечами.

— Я получу хорошую цену за Малибу, но этого мало.

— А что предлагают за яхту?

— Форменный грабеж!

Вал чмокнула его в подбородок.

— Не беспокойся, дорогой, я покажу тебе чудеса экономии.

Но когда Вал осталась одна, она выглядела одноногой сороконожкой с костылями. Расстаться с этими прекрасными вещами — все равно, что ампутировать руку. Тосты и бекон она благополучно сожгла, яйца переварила, а кофе выкипело. Но Рис уверял, что никогда в жизни так вкусно не завтракал. Правда, самым съедобным оказался апельсиновый сок. Вальтер был прав — она беспомощное существо. Это навело ее на размышления о Вальтере. Даже после ухода отца она не переставала думать о нем.

Позже стало еще хуже. Стали приходить аукционеры и составлять список обстановки и предметов искусства. Они облепили дом подобно муравьям. Потом начались телефонные звонки. Телефон звонил не умолкая. Спрашивали о продаже яхты, репортеры умоляли об интервью, а юристы разговаривали о делах. Рис лично отвечал на звонки, а Пинк ходил на ним как преданный пес.

Валери, предоставленная сама себе, не знала, чем заняться. Делать ей было нечего и она слонялась возле незнакомых людей. Со стен снимали картины, подсчитывали столовое серебро. Она тронула маленькую фарфоровую вазу, которую Рис подарил жене в Шанхае, куда они попали во время медового месяца. Вал трогала книги, смотрела картины и, наконец, остановилась перед старым пианино, на котором училась играть.

А проклятый Вальтер даже не позвонил! Она сменила уже два носовых платка, вытирая слезы. Отец же весело рассказывал ей об обстановке в «Ла Салле», который рекомендовал им Вальтер, и где он сам снял номер. Как ужасно там жить! Да, согласился Рис, и трудно. Да, сказала Вал, тесный пятикомнатный номер отеля им не подходит. Вал нашла Пинка в гимнастическом зале. Он разбирал там мячи для гольфа, клюшки и другие спортивные атрибуты.

— О, Пинк, — жалобно заворковала она. — В «Ла Салле» действительно ужасно! Там плохо, да?

— Да. Подробности узнай у Мибс.

— А кто такая Мибс?

— Мибс Остин, моя приятельница.

— Пинк!

Пинк покраснел и пробормотал:

— Она работает здесь телефонисткой. Она будет заботиться о тебе.

— Я не сомневаюсь, что она хорошая… Вальтер тоже живет там.

— И я тоже… Я занимаю нечто вроде телефонной будки.

— Не надо, Пинк.

— Но должен же я где-то жить?

— О, Пинк, дорогой.

— Во всяком случае, кто-то должен готовить? Ты не можешь. А Рис умеет делать лишь испанский омлет.