По узким коридорам Башни гуляли сквозняки. Откуда-то тянуло горелым маслом. Яр-Мала двигалась быстро. Казалось, ее вовсе не интересует, идет ли за ней пленница, однако, когда Машка попыталась слинять в боковой коридор, желтая жрица издала негодующий клекот.

    «Похоже, у нее, как у Дегрена, глаза на затылке», - грустно подумала Машка.

    Перед тем как ступить на лестницу, ведущую в подземелье, совка замедлила шаг, да так резко, что Машка чуть в нее не врезалась.

    - Постоим немного, - велела Яр-Мала голосом, лишенным всякого намека на эмоции.

    Машке было все равно, и она покорно остановилась. На стене перед ними висел портрет, на котором был в полный рост изображен совец со строгим черно-белым оперением и в старомодной шляпе пирожком. Если бы не клюв и перья, он был бы точной копией начальника Машкиного жэка. От нечего делать она принялась внимательно его разглядывать. В руках совец держал полураскрытую папку с документами, что делало его еще более похожим на обыкновенного бюрократа. Однако совка смотрела на него с благоговением.

    - Попроси его о прощении, - нарушила она наконец молчание. - Тиу строг, но справедлив. Я думаю, он пожалеет тебя. Ты ведь и вправду еще совсем маленькая.

    - Ничего я не маленькая! - обиделась Машка. - У меня опыта побольше, чем у некоторых взрослых, избалованных хорошей жизнью! То есть, если так надо, я, конечно, попрошу прощения... Язык не отвалится.

    - Не языком, - терпеливо сказала Яр-Мала. - У бога прощения нужно просить сердцем. У вас ведь есть сердце, верно?

    - А это бог? - удивилась Машка. - Что-то не похож...

    - Это Тиу, бог-брат, наш создатель, - с изрядным священным трепетом в голосе поведала птица. - Ты нечаянно оскорбила одного из близких ему совцов. Если ты попросишь, он обязательно заступится за тебя.

    Совец в шляпе не производил впечатления существа, способного на сострадание и всепрощение. У него был такой вид, словно все Машкины проступки, прошлые, будущие и даже те, которые она только мечтала совершить, записаны на одном из листочков в его папке. Но, считая, что попытка - не пытка, Машка сосредоточилась и постаралась почувствовать себя виноватой.

    - Я ненарочно, - шмыгнув носом жалобно, сказала она. - Извините, я не знала, что совцы такие нервные. И вообще, я привыкла думать для себя, а не для окружающих. Кто же знал, что он такой параноик, что читает чужие мысли, даже когда спит?

    Портрет безмолвствовал, как Машка и ожидала.

    - По-моему, Тиу не принял твои извинения, - вздохнув, сказала Яр-Мала. - Какие-то они не слишком униженные.

    - Вот еще! - фыркнула Машка. - Буду я унижаться перед каким-то портретом, разбежались! У людей, знаете ли, гордость есть.

    - В этом-то ваша основная проблема, - отозвалась совка. - Идем. Я покажу тебе наши темницы. Надеюсь, в загоне тебе будет уютно.

    Машка тоже на это надеялась, хотя и не рассчитывала. Они спустились по лестнице и, миновав охрану с сонными лисицами, вошли в длинный коридор.

    - Это твой загон, - Яр-Мала толкнула дверцу, лишенную какого бы то ни было замка. - Тебе здесь непременно понравится.

    Машка скептически хмыкнула и пробормотала, слегка перефразировав своего любимого литературного героя Гека Финна:

    - Надеюсь, мне понравится сидеть на горячей сковороде, если я посижу на ней подольше.

    - Здесь слишком жарко для тебя? - обеспокоилась жрица Таароа. - Я велю принести холод. Прости, я никогда раньше не держала дома людей, да и в Башне они не слишком частые гости.