|
Мгновенно тут я сообразил, что пес от меня никуда уже не уйдет, кинул ружье, выхватил из кармана браунинг, бросился к Афанасьевым навстречу. - Бросай ружье! - кричу. - Убью! Старик, может, и не бросил бы, да сын растерялся, молод еще был. - Бросай, - кричит, - батя! Опустил старик дуло. Подбегаю к ним. - Руки вверх! - кричу. - Руки! Подняли они руки. Стою против них, а мысли у меня в голове одна за другой несутся. Не доведу их я один ни до заставы, ни до деревни. Они тут каждую ложбинку, каждый бугорок знают. Без лыж раньше их в сугроб провалюсь, а на лыжах уйдут они от меня. Вот, думаю, когда Виктор спасет. - Виктор! - зову я его, но голову не поворачиваю, не спускаю глаз с Афанасьевых. - Тебе приказ. Надевай лыжи - и на заставу. А я тут пока наших приятелей постерегу. И если за что я Виктора уважаю, так за то, что в решительные моменты он всегда точно выполняет приказания: сказано - и конец. Слышу - зашелестели лыжи, побежал Виктор. А я стою против Афанасьевых и секунды отсчитываю. Узнал меня старик. - Как вам мое маслице понравилось? - спрашивает. - Не распробовал еще, - отвечаю. - Больно дорожишься. - Дешево отдавать - проторгуешься, - говорит он. Так вот стояли и перекидывались словами, покуда не заскрипел за моей спиной снег и не подошел к нам красноармеец. Легче мне стало. Покосился я - парень ладный, статный, но понимаю - нельзя спускать глаз с Афанасьевых, они только и ждут, как бы я отвернулся. - Что тут такое? - спрашивает красноармеец. - А вы уже с заставы? - спрашиваю его в свою очередь. - Скоро! Вам небось объяснили там. - Нет, не с заставы, - говорит красноармеец. - Я тут в обходе был. - А к вам мой паренек побежал, - говорю. - Задержали мы тут с ним белогвардейских пособников. - Да вот и мои товарищи, кажется, идут! - говорит красноармеец. - Вы присмотрите еще немного за ними, а я побегу, потороплю товарищей. Действительно, слышу - доносится хруст валежника, идут какие-то люди. Афанасьевы стоят, слушают наш разговор, молчат. Красноармеец крикнул мне что-то на прощание и так же стремительно, как и появился, скрылся за деревьями. Не очень-то понравился мне его поступок, не по-товарищески было оставлять меня опять одного, но извинил я его, сгоряча все сразу не сообразишь. Вскоре прибежали красноармейцы, человек десять, и начальник заставы вместе с Виктором. Забрали и отца и сына, обезоружили их, и я мог спокойно расправить плечи. Подошли мы с начальником заставы к застреленной собаке, и при виде убитого мною великолепного пса еще раз сжалось у меня сердце. Как нес он в зубах кость, так и не выпустил ее. Разжали мы у пса челюсти, взяли кость, и все нам стало понятно: служила эта кость как бы футляром для бумаг. |
