|
Как нес он в зубах кость, так и не выпустил ее. Разжали мы у пса челюсти, взяли кость, и все нам стало понятно: служила эта кость как бы футляром для бумаг. Затем отправились мы в Соловьевку. - Рассердился я было на вашего красноармейца, что одного меня с этими бандитами оставил, - говорю я по дороге начальнику заставы. - Какого красноармейца? - спрашивает тот. - Да вот, который в обходе был, - объясняю. - Он же к вам навстречу побежал. - Да тут никакого красноармейца быть не могло, - говорит начальник. - Чудно что-то... И тут я догадался, что это был тот самый человек, который на той стороне собаку дожидался и, не дождавшись, пришел выяснить причину задержки. Представил я себе мысленно его обличье, вспомнился мне его бархатный голос, и сообразил я, что всего час назад разговаривал не с кем иным, как с тем самым племянником госпожи Борецкой, который так ловко когда-то надо мной посмеялся. - Да ведь это же оттуда! - принялся я объяснять начальнику и указывать в сторону границы. - Не мог он далеко уйти. Рассыпались красноармейцы по лесу. Нет, не нашли. В Соловьевке сделали мы у Афанасьевых обыск. Старик был потверже и поупрямее, ничего бы, пожалуй, не указал, но сын струсил, привел нас в коровник; там мы и нашли под навозом жестянку с частью документов. Позже, когда Афанасьевых привезли в Петроград, он и указал, где хранился в особняке архив. В дровяном сарае, посреди всякой рухляди, запрятан был врытый в землю и засыпанный мусором ящик с бумагами. Никто бы и не подумал заглянуть в этот угол. Часть архива старик Афанасьев успел переправить за границу, но и то, что осталось, сослужило нам службу и поведало о деятельности лейтенанта Роджерса, назвавшегося при знакомстве со мной племянником Борецкой и примерно год назад ночевавшего у меня в комнате. Наступил Новый год. Я зашел навестить Железновых. Виктор сидел за книжкой. Зинаида Павловна варила на керосинке кашу. Мы поговорили с ней о сыне, и он не вмешивался в наш разговор. Но когда она зачем-то вышла из комнаты, он быстро подошел ко мне и заговорил вполголоса, потому что при матери никогда со мной о делах не разговаривал. - Я вот все думаю, - сказал он. - Напрасно ты меня тогда услал. Я даже не понимаю, как этот белогвардеец тебя не убил. - Потому и не убил, что я тебя на заставу послал, - сказал я, ероша мальчишеские вихры. - Он услышал приближение красноармейцев и ушел. Рискованно было напасть на меня, он бы к себе внимание привлек. Вот он меня и не тронул, бесполезно было. Предпочел скрыться. - А товарищей спасти? - спросил Виктор. - Ведь Афанасьевы ему были товарищи? - Видишь ли, - сказал я, - эти люди товарищество понимают по-своему. |
