– Я получила его позже, – сказала Алена.

– Да, верно… Вы получили его тринадцатого, – ответил Зверев. – Вот взгляните, – он показал ксерокс Алене, – отметочка часовщика.

– Ну и что? – выкрикнула Алена. – Ну и что?

– Да ничего, Алена Юльевна. Ничего… кроме того, что вы солгали. Ложь выглядит будто бы маленькой, будто невинной даже. Но, как завещал нам папаша Мюллер – маленькая ложь порождает большое недоверие. И завтра мы собираемся обнародовать наше открытие… Мне кажется, что ваш кристальный облик жертвы несколько потускнеет и ваши коллеги зададутся естественным вопросом: если Алена Затула лжет, то, видимо, ей есть что скрывать? Алена снова села в кресло, спросила:

– Чего вы хотите от меня?

– Правды, Алена, – сказал Обнорский. – Только правды.

Она молчала, комкала в руках носовой платок. Обнорский выдержал паузу, потом сказал:

– Что было во втором пакете? «Дипломат», который Георгий похитил двадцать восьмого июля в камере хранения на вокзале?

Алена вздрогнула, сжалась в комок и посмотрела на Обнорского испуганно… Так, как будто он ударил ее. В некотором смысле это так и было. На такой эффект Обнорский со Зверевым и рассчитывали. Рассуждения о часах были только подготовкой к главному удару – нельзя же всерьез рассчитывать на то, что Затула начнет «колоться» из за ксерокопии квитка. Квиток – это, в сущности, мелочь. Разговор о сроках получения часов из ремонта имел характер отвлекающего маневра… за которым последовал главный удар.

– Что было во втором пакете? «Дипломат»? «Дипломат» из камеры хранения?

– Нет, – ответила Алена тихо. – «Дипломат» Георгий выбросил.

– Но содержимое «дипломата» оставил? – быстро сказал Зверев.

– Откуда вы знаете? Откуда вы это узнали? Про тот «дипломат» знали всего три человека.

– Что было в «дипломате», Алена? – спросил Обнорский. – Документы?

– Нет, – сказала она. – Там были кассеты. Кассеты Стужи.

***

Позже Обнорский признается Звереву:

– Когда она сказала про эти кассеты, я подумал, что она издевается над нами. От этого «дипломата» я ожидал чего угодно, но только не кассет Стужи.

– Я тоже ожидал какой то уголовщины, – скажет Зверев. – По мне так лучше десяток грабителей задержать, чем копаться в этих тайнах Мадридского двора…

***

– …Там были кассеты. Кассеты Стужи, – сказала Алена и, кажется, сама испугалась того, что сказала. Обнорский метнул быстрый взгляд на Зверева.

– При чем здесь Стужа? – спросил Сашка.

– Чего вы хотите? – закричала Алена. – Что вы вынюхиваете, ищейки? Зачем вы снова явились? Денег вам не доплатили?

От крика кот стремительной тенью метнулся прочь из комнаты. Обнорский, не спрашивая разрешения, закурил. «Крейзи, – подумал он. – Но не только она. Я тоже скоро стану крейзанутым».

– Не надо истерики, Алена, – сказал Зверев, но было уже поздно – Алена зарыдала. Плакала она некрасиво, по бабьи, и текла косметика, смешиваясь со слезами…

Двое мужиков угрюмо молчали, пытаясь оценить сказанное Аленой, любовницей человека, которого очень ловко и крепко подловили… Но и сам он сделал очень много для того, чтобы стать жертвой. Алена плакала, выглядывал из прихожей испуганный кот.

Понемногу Затула успокоилась.