Изменить размер шрифта - +
Когда Сансевино узнал, что у отца при себе ничего нет, а то, что ему нужно, находится у вас, он их бросил. Старик Агостиньо каждый день кормил их. Вот и все. Они больше никого не видели, и только потом появились графиня и Максвелл. – Она крепко стиснула мне руку и, еще больше понизив голос, сказала: – Мне кажется, он хочет сказать нам, что сожалеет, что втянул вас в эту историю. Он сам скажет вам это, когда поправится.

– Это ничего, – сказал я. – Мне только жаль…

– Только не корите себя, пожалуйста. И еще прошу прощения за то, что так глупо вела себя в Милане. И в Неаполе. Тогда я не понимала… – Голос у нее дрогнул, а глаза наполнились слезами. – Вы были удивительны, Дик.

– Дело в том, что я ужасно трусил. Этот человек, называющий себя Ширером…

– Я знаю. Мак рассказал мне о вилле «Д’Эсте».

– Понятно.

– Ничего вам не понятно, – сказала она сердито. – Получается, что то, что вы сделали… – Она помедлила, подбирая нужные слова, но, не найдя их. сказала: – Я не могу это выразить словами.

Кровь быстрее побежала по моим жилам. Она верит в меня. Она не похожа на Элис. Она верит в меня. Она дает мне надежду на будущее. Я стиснул се руку. Серые глаза, глядевшие на меня, были полны слез. Она поспешно отвернулась и, видимо, стерла пыль с лица, потому что я вдруг увидел веснушки у нее на щеках. Я посмотрел назад, на Санто-Франциско и вдруг обрадовался, что побывал там, как будто вулкан своим пламенем выжег из меня весь страх и внушил мне уверенность в себе.

– Стойте! – крикнул Хэкет Джине.

Джина натянула вожжи, Хэкет спрыгнул с повозки и подобрал что-то валявшееся на обочине в пыли.

– Это малыш, – сказала Хильда.

– Какой малыш?

– Малыш, которого мы видели, когда ехали в Санто-Франциско.

Хэкет поднял малыша и протянул его Хильде. Она взяла его на руки. От испуга он широко открыл свои карие глазенки, улыбнулся, закрыл их опять и уютно устроился у нее на груди.

Мы покатили дальше. Я перехватил взгляд Максвелла, смотревшего на меня. Его нижняя губа была искусана, в крови.

– Еще далеко? – спросил он, и я с трудом узнал его голос.

Я посмотрел вперед - уже была видна вилла вдали, а за ней – прямая, обсаженная деревьями дорога, ведущая в Авин, и сам Авин, лежащий в руинах под облаком пыли.

– Не очень.

Я не стал говорить ему о громадной лаве, подступающей к деревеньке.

Позади виллы, чуть левее, воздух клубился от жара лавы. И дальше тоже была лава и ничего больше.

– Как ноги? – спросил я.

– Хуже некуда.

Его лицо было скрыто под маской, образовавшейся от смеси пыли и пота, которая растрескалась, как только он заговорил.

– Нужен морфий, – шепнула мне Хильда. Я посмотрел на Джину.

– На вилле наверняка найдется, – ответил я. Максвелл, должно быть, услышал мои слова и сказал:

– Не время. Мы должны выбраться отсюда, прежде чем эта лава поглотит нас. Я потерплю.

Повозку тряхнуло, и он непроизвольно вскрикнул. Его качнуло, и он вцепился рукой в колено Хильды. Она взяла его руку и держала ее в своих руках, а повозку то и дело бросало из стороны в сторону, и каждый раз при этом он корчился от боли и кусал губу.

Мы въехали в Авин, и вдруг стало еще жарче, а воздух был пропитан пылью. Та же самая картина, что и в Санто-Франциско.

Повозка остановилась, и я услышал, как Джина спросила:

– Что же теперь делать?

Я увидел узкую деревенскую улочку, забитую повозками. Проехать было невозможно. Хэкет сказал:

– Нужно найти объездной путь.

Быстрый переход