Когда Сансевино узнал, что у отца при себе ничего нет, а то, что ему нужно, находится у вас, он их бросил. Старик Агостиньо каждый день кормил их. Вот и все. Они больше никого не видели, и только потом появились графиня и Максвелл. – Она крепко стиснула мне руку и, еще больше понизив голос, сказала: – Мне кажется, он хочет сказать нам, что сожалеет, что втянул вас в эту историю. Он сам скажет вам это, когда поправится.
– Это ничего, – сказал я. – Мне только жаль…
– Только не корите себя, пожалуйста. И еще прошу прощения за то, что так глупо вела себя в Милане. И в Неаполе. Тогда я не понимала… – Голос у нее дрогнул, а глаза наполнились слезами. – Вы были удивительны, Дик.
– Дело в том, что я ужасно трусил. Этот человек, называющий себя Ширером…
– Я знаю. Мак рассказал мне о вилле «Д’Эсте».
– Понятно.
– Ничего вам не понятно, – сказала она сердито. – Получается, что то, что вы сделали… – Она помедлила, подбирая нужные слова, но, не найдя их. сказала: – Я не могу это выразить словами.
Кровь быстрее побежала по моим жилам. Она верит в меня. Она не похожа на Элис. Она верит в меня. Она дает мне надежду на будущее. Я стиснул се руку. Серые глаза, глядевшие на меня, были полны слез. Она поспешно отвернулась и, видимо, стерла пыль с лица, потому что я вдруг увидел веснушки у нее на щеках. Я посмотрел назад, на Санто-Франциско и вдруг обрадовался, что побывал там, как будто вулкан своим пламенем выжег из меня весь страх и внушил мне уверенность в себе.
– Стойте! – крикнул Хэкет Джине.
Джина натянула вожжи, Хэкет спрыгнул с повозки и подобрал что-то валявшееся на обочине в пыли.
– Это малыш, – сказала Хильда.
– Какой малыш?
– Малыш, которого мы видели, когда ехали в Санто-Франциско.
Хэкет поднял малыша и протянул его Хильде. Она взяла его на руки. От испуга он широко открыл свои карие глазенки, улыбнулся, закрыл их опять и уютно устроился у нее на груди.
Мы покатили дальше. Я перехватил взгляд Максвелла, смотревшего на меня. Его нижняя губа была искусана, в крови.
– Еще далеко? – спросил он, и я с трудом узнал его голос.
Я посмотрел вперед - уже была видна вилла вдали, а за ней – прямая, обсаженная деревьями дорога, ведущая в Авин, и сам Авин, лежащий в руинах под облаком пыли.
– Не очень.
Я не стал говорить ему о громадной лаве, подступающей к деревеньке.
Позади виллы, чуть левее, воздух клубился от жара лавы. И дальше тоже была лава и ничего больше.
– Как ноги? – спросил я.
– Хуже некуда.
Его лицо было скрыто под маской, образовавшейся от смеси пыли и пота, которая растрескалась, как только он заговорил.
– Нужен морфий, – шепнула мне Хильда. Я посмотрел на Джину.
– На вилле наверняка найдется, – ответил я. Максвелл, должно быть, услышал мои слова и сказал:
– Не время. Мы должны выбраться отсюда, прежде чем эта лава поглотит нас. Я потерплю.
Повозку тряхнуло, и он непроизвольно вскрикнул. Его качнуло, и он вцепился рукой в колено Хильды. Она взяла его руку и держала ее в своих руках, а повозку то и дело бросало из стороны в сторону, и каждый раз при этом он корчился от боли и кусал губу.
Мы въехали в Авин, и вдруг стало еще жарче, а воздух был пропитан пылью. Та же самая картина, что и в Санто-Франциско.
Повозка остановилась, и я услышал, как Джина спросила:
– Что же теперь делать?
Я увидел узкую деревенскую улочку, забитую повозками. Проехать было невозможно. Хэкет сказал:
– Нужно найти объездной путь. |