- Ну, будь умницей! Ведь ты должна чувствовать, что я не желаю тебе
зла!.. Если б я тебя не любил, я бы, конечно, не вернулся. Но раз я опять
здесь и все устраивается, мы с тобой еще встретимся, правда?
Она резко отшатнулась и, взглянув ему прямо в лицо, ответила:
- Никогда!
- Почему же никогда? Ведь ты моя жена, ведь это наш ребенок!
Она не сводила с него глаз и медленно произнесла:
- Слушайте! Лучше покончим сразу!.. Вы знали Оноре; я его любила, я
любила только его. А вы его убили!.. Никогда я больше не буду вашей!
Никогда!
Она подняла руку, она поклялась с такой ненавистью, что он на мгновение
оторопел, перестал говорить ей "ты" и только пробормотал:
- Да, я знаю, Оноре убит. Славный был парень. Но ведь многие убиты. На
то и война, ничего не поделаешь!.. И вот я так думаю: раз он убит, помех
больше нет; ведь позвольте вам напомнить, Сильвина, я вас не насиловал, вы
согласились сами...
Но он не договорил, заметив, что Сильвина в исступлении закрыла лицо
руками, словно готова была разорвать себя на части.
- Да, да, правда! Это-то и сводит меня с ума! Зачем я согласилась? Ведь
я вас совсем не любила!.. Я не могу припомнить... После отъезда Оно-ре мне
было так грустно, я была совсем больна... И, может быть, оттого, что вы
говорили о нем и как будто любили его... Боже мой! Сколько ночей я
проплакала, сколько слез я пролила, вспоминая об этом! Ужасно, когда
сделаешь что-нибудь, чего не хотела сделать, и не можешь потам объяснить
себе, как это вышло... А Оноре меня простил; он сказал, что если
свиньи-пруссаки его не убьют, он на мне все-таки женится, когда, после
войны, придет домой... И вы думаете, что я вернусь к вам? Так нет же! Хоть
приставьте мне нож к горлу, я повторю: "Нет, нет! Никогда!"
Голиаф нахмурился. Раньше он знал ее покорной, а теперь чувствовал: она
непоколебима, непреклонна. При всем своем добродушии он готов был овладеть
ею даже насильно, ведь теперь хозяин - он, и если он не навязывал ей грубо
свою волю, то только из врожденной осторожности, бессознательной хитрости,
предпочитая терпеливо ждать. Этот великан с огромными кулаками не любил
драться. Он придумал другой способ подчинить ее.
- Ладно! Раз вы не хотите иметь со мной дело, я заберу мальчугана.
- Как, мальчугана?
Забытый ими Шарло все стоял, уцепившись за юбку матери, и сдерживал
рыдания. Голиаф наконец встал и подошел к нему.
- Правда? Ты ведь мой мальчик, маленький пруссак?.. Пойдем со мной!
Но Сильвина, вся дрожа, уже схватила ребенка и прижала к груди.
- Он пруссак? Нет, нет! Он француз, он родился во Франции!
- Француз? Да поглядите на него, поглядите на меня! Ведь это мой
портрет! Разве он на вас похож?
Только теперь она разглядела этого крупного белокурого мужчину, его
курчавые волосы и бороду, широкую розовую рожу, большие голубые глаза,
блестящие, как фаянс. |