Изменить размер шрифта - +

   Все глубже по узким, кривым улицам снег.  Прохожие  черпают  голенищами
валенок белую пыль,  садятся  на  выступы  углов,  на  обмерзшие  крыльца,
выколачивают валенки,  переобуваются...  А  то  бредут  почти  разутые,  в
дырявых сапогах, в лаптях на босу ногу, - этим все равно.
   В уступах домов - много торговцев с лотками: продают большие пряники на
меду с изюмом, сухое варенье из черной  смородины,  похожее  на  подметки,
калачи, обсыпанные крупной мукой. Между черными домами, крытыми  тесом,  с
узкими слюдяными окнами, в широких прогалках деревянные заходы - шалаши  с
загаженными стольчаками. Вонючий пар висит по сторонам улиц.
   Нескончаемо предпразднично гудят колокола, и  звонок  гул  над  низкими
домами, а из Кремля, с вышины,  из  высоких  соборов  -  свой,  особенный,
мрачно-торжественный гул.
   Порой  врывается  шум   мельничного   колеса,   иногда   жалобный   вой
божедомов-нищих от ближней церкви:
   - Ради бога и государя-а - милостыньку!  Прохожие,  крещеные,  по  душу
свою и за упокой родни...
   Толпа бредет густо, лишь кое-кто встает у лотков, пьет кипяток с медом,
ест пироги, глотает оладьи.
   - Избушка!
   Едет на высоких полозьях карета, обтянутая красным сукном. Из кареты  в
слюдяное оконце видно соболью низенькую шапку  с  жемчугом  и  накрашенное
пухлое лицо. Карету тянут пять лошадей, на кореннике без  седла  парень  в
нагольном тулупе, без шапки, взъерошенный, в лаптях на босу ногу.
   - Дорогу-у боярыне!
   - Везись, дыра, до чужого двора!
   Около кареты топчутся челядинцы.
   - Еще бы проехала такая!
   - Воину идти легше, - отоптали!
   Толпа слегка сжимается, уступая дорогу волосатому, густобородому попу в
камилавке, в заячьей кошуле, с крестом на груди; лицо попа красное,  руки,
ноги - вразброд.
   - Окрестил кого, батько?
   Поп лезет на вопросившего:
   - Ты, нехристь, мать твою двадцатью хвостами, чего не благословляешься,
а?
   Человек от попа пятится в толпу, поп норовит поймать человека за рукав.
   - Стой! Невер окаянной...
   Человека от попа заслоняет  высокий,  широкоплечий,  в  синей  казацкой
одежде, под меховым балахоном на ремне по кафтану сабля, на голове красная
шапка с узкой бобровой оторочкой.
   - Посторонись-ко, сатана! -  Казак  отодвигает  сильной  рукой  попа  в
сторону.
   - Чего лезешь? А, ты попа сатаной звать? Эй, государевы!
   Казак толкает попа в грудь кулаком, звенит цепь креста, поп  падает  на
колени, поддерживает рукой камилавку, стонет:
   - Ра-а-туй-те!
   Бойкий низкорослый мастеровой в фартуке хватает казака за руку:
   - Станишник, удал, стой, - правы не знаешь, а вот!
   Подхватив с головы попа падающую камилавку, сует ее на  лоток  ближнего
торговца, быстро валит за волосы попа лицом в снег и начинает  пинать  под
бока, часто покряхтывая при пинках.
   - Стрельцы, эй, караул! - из снегу кричит поп.
   Двое стрельцов неторопливо подходят с площади, деловито звучит голос:
   - Бьют?
   - Бьют.
Быстрый переход