..
- Кого бьют?
- Попа...
- Давно уж бьют?
- Нет, еще мало! Задрал поп...
- А камилавка?
- Во, у меня! - кричит лотошник.
- Ну, пущай.
- Служилые! Ей, ради Христа-а! - истошным голосом хрипит поп.
- Мордобоец, буде, - здынь попа.
Мастеровой тянет за шиворот втоптанного в снег попа, хватает с лотка
камилавку и, поклонясь попу, надевает ему убор на голову.
- Вот, батя, кика твоя! В сохранности-и...
Поп стонет, дует на бороду, ворошит ее руками, вытряхивая снег, и идет
дальше, хромая, изрядно протрезвившийся.
- Потому попа в снег можно, камилавку нельзя: строго судят! -
назидательно говорит кто-то в толпе.
Скрипит на ходу расставляемое подмерзшее дерево. Блинники - над
головами их пар - раздвигают лотки, пахнет маслом и горелым хлебом.
- Кому со сметаной?
- У меня с икрой! Три на полушку.
- Каки у тя?
- Яшневые!
- У меня пшенишные!
- Давай ячных!
- И мне!
- Держи-ка, брат, бердыш! Чтой-то гашнику туго.
- Киселю, должно, поел?
- Не... все, вишь, брюковны пироги да пресной квас, штоб их!
- Служилый, ты бы подале с этим делом - тут едят крещеные!..
- Ништо-о!
- Он скоро и лик шапкой укроет!
- Заход - сажень с локтем, нешто ему лень?
- Ешь хлеб - да в снег!
- Ой, народ!
- Ты-ы ка-а-зак с До-о-ну? Ино с Черкасс?
- Кончи, - будем говорить!
- По Москве с оружьем не можно, только мы, стрельцы...
- Я есаул зимовой Донской станицы от войска к государю.
- Говоришь неладно: к государю, царю и великому князю! Тебе с оружьем
можно - есть бумага ежели?
- Есть!
- Ну, иди! А то думали мы с Гришкой - дело нам, в Земской волокчи...
Высокий казак в красной шапке, отжимая на стороны толпу, идет дальше.
В переулке на площадь половина пространства заставлена гробами и
колодами.
Белые, пахнущие смолью кресты воткнуты в снег, иные приставлены к
стенам домов, к деревянным крыльцам.
- Кому последний терем? Кажинному надо: гольцу-ярыжнику, князю-боярину
- всем щеголять не сегодня-завтре в деревянном кафтане.
Торговец гробами мнется на крыльце, поколачивая валенок о валенок.
Около него два монаха в длиннополых рясах. Баба в полушубке, в платке,
острым углом высунутом над волосами и лбом, плачет, выбирая гроб.
- На красках, жонка, аль простой еловой?
- Простой надо, дядюшка!
- Для кого?
- Муж с кружечного шел, пал и преставился... Божедомы приволокли на
двор в Земской приказ.
- Меру ему ведаешь? Выбирай, чтоб упокойник не корчился... Осердится не
то, ночью приходить зачнет!
- Уй, страсти говоришь, дядюшка!
- Бери-ка, жонка, на красках, задобри упокойного-то...
Монах тоже предлагает бабе, дрожа с похмелья:
- Псалтырю буду чести - вот и не придет упокойный, ублажим, жонка!
Перед богом ему вольготнее. |