– Вы знаете, кто он?

– Пока нет. Вернее, не совсем. Мы возвращаемся туда.

– Куда? В город? Снова ко мне?

– Нет. Я хочу повидаться с Фрэнком Доннером. При этом имени Рембек привскочил с места.

– Фрэнк? Как он мог на такое пойти?

– Это не Фрэнк, охладил я его пыл. – Фрэнк Доннер Риту не убивал. По крайней мере, мне точно известно.

– Зачем же вы тогда хотите его видеть?

– Вы можете присутствовать при нашем разговоре, – пригласил я его и, наклонившись вперед, сказал:

– Ладно, Доминик. Поехали обратно.

– Да, сэр.

Мы мчались сквозь дождь как торпеда, и колеса с шипением оставляли полосы на мокром асфальте. Сиденье между мной и Рембеком постепенно заполнялось стопками банкнотов, по мере того как он вынимал набитые в сумочку деньги и, раскладывая, пересчитывал. Мы не разговаривали.

Когда Рембек закончил, мы приближались к Истону. Вдруг он заявил:

– Не хватает одной тысячи.

Керриган обернулся, поглядел на меня и сказал Рембеку:

– Забудь о ней.

– Проклятье! – выругался Рембек. – Проклятье, не хватает одной тысячи!

Значит, еще одну зиму Макнейлам все‑таки удастся продержаться.

Глава 26

Дождь лил не переставая всю дорогу до Нью‑Йорка, сильно замедляя наше продвижение, поэтому, когда мы наконец остановились у пожарного гидранта в квартале от дома Фрэнка Доннера, было уже почти четыре часа пополудни. Когда же мы, возвращаясь, пересекали мост Джорджа Вашингтона, неподалеку от которого жил Доннер, пелена дождя и сумерек настолько уплотнилась, что мы, казалось, ехали по натянутой в пустом пространстве бетонной ленте, а со всех сторон нас окружала глухая пустыня.

Мы втроем – Керриган, Рембек и я – представляли собой комическое зрелище, когда под дождем в деловых костюмах бежали к зданию, где находились апартаменты Доннера. Плащей мы не захватили, поскольку, когда покидали Нью‑Йорк, ничто не предвещало непогоды. Лифт наполнился благоуханием наших мокрых костюмов. Рембек, насупившись, глядел на нас из‑под бровей, словно бык на корриде, готовый ринуться в бой, но еще не видящий цели.

Мы не предупредили о своем приезде, поэтому нас не ждали. Дверь открыла Этель Доннер и, мгновенно обратившись в радушную хозяйку, взяла наши мокрые пиджаки и, проводив нас в гостиную, пошла за Фрэнком.

Он был менее гостеприимен. Появившись в комнате в футболке, старых штанах и тапочках, с молотком в руке – очевидно, он занимался каким‑то домашним ремонтом, – он приветствовал нас восклицанием:

– Черт побери, Эрни! Сегодня же воскресенье. Мы же договорились, что ты меня по воскресеньям не беспокоишь.

– Это я виноват, – вмешался я. – Я хотел поговорить с вами о записке, которую вы написали.

Все взгляды обратились на меня. Этель Доннер, войдя вслед за мужем и почувствовав витающее в воздухе напряжение, нерешительно спросила:

– Все в порядке? Фрэнк? Что‑нибудь... – и замолчала на полуслове.

Рембек очень медленно проговорил:

– Какая записка? Фрэнк? О какой записке он говорит? Доннер вдруг весь передернулся и, хрипло рассмеявшись, ответил:

– Да он просто решил на дармовщинку деньжат получить, Эрни. Сделает из меня козла отпущения, навесит на меня это дело, заберет свои баксы и отправится домой.

– Объяснитесь, мистер Тобин, – попросил Керриган. – Вы хотите сказать, что Рита не писала той записки?

– Именно это я и хочу сказать.

– Но почему?

– В той записке с самого начала что‑то было не так, – объяснил я.