Сегодня мое первое выступление в «Тиффани», и Мэрилин заходит ко мне в гримерку за час до выхода на сцену. Наверное, она здесь, чтобы меня успокоить, или подкинуть дровишек в костер моего волнения, или и то и другое.

– Полный зал, – говорит она, выдыхая сигаретный дым, пока норковая шубка соскальзывает с ее плеч. – Ты нервничаешь?

Я качаю головой:

– Я никогда не нервничаю из-за выступления. Только из-за того, что происходит до и после.

– Я захватила фляжку, если хочешь выпить для храбрости. – Она запускает руку в карман шубы.

Я поднимаю руку:

– Нет, спасибо.

– Так будет проще. Не так одиноко, когда идешь к сцене.

Я смотрю на нее с беспокойством и разочарованием.

– Я не пью. А если б и пила, то точно не перед выходом на публику. – Искоса поглядывая на Lucky Strike, которой затягивается Мэрилин, я добавляю: – Мне не нравится вкус алкоголя и сигарет. Хотя дым в ночных клубах меня не смущает. Там подходящая атмосфера. И, кстати, мне совсем не одиноко, когда я иду к сцене. Меня охватывает азарт – сердце бьется быстрей, кровь бежит по венам. Я чувствую предвкушение. Мне не хочется заглушать это чувство.

– Прости. Прости. Я ничего такого не имела в виду. Не обижайся. Я все еще переживаю из-за этих неприятностей с Джо и Синатрой. Дай мне немного времени, и я успокоюсь. Как бы то ни было, нам нужно отпраздновать. – Мэрилин улыбается и тушит сигарету в стоящей рядом пепельнице.

– Я по-прежнему считаю, что им обоим место за решеткой. Но я больше беспокоюсь о тебе – ты как, держишься?

Она кивает, но я вижу слезы, собирающиеся в уголках ее глаз.

– Ну же, Мэрилин.

– Не в этом дело. Это так мило, что ты обо мне волнуешься, тебе ведь нужно будет петь всего через… – Она смотрит на свое запястье, на котором нет часов. – Который сейчас час?

– Время у нас есть. Помнишь, я сказала, что моменты до и после выступления иногда заставляют меня понервничать? Когда я выхожу на сцену, то обо всем забываю. Не думаю ни о чем, кроме мелодии и моего голоса, который становится еще одним инструментом, частью группы. Сейчас ты помогаешь мне отвлечься и успокоиться. А после выступления мне снова понадобится твоя помощь. – Я поворачиваюсь к зеркалу и кидаю взгляд на отражение Мэрилин. – Договорились?

– Так точно, мэм, – Мэрилин шутливо отдает честь, будто мы в армии. – Тебе вовсе не нужно обо мне переживать, ни капельки.

– Вот и хорошо. – Я поворачиваю голову туда-сюда, проверяя макияж. Мне бы не помешало еще раз припудриться и подвести глаза черным карандашом, который не потечет у меня по щекам. – Чем займемся после моего фантастического выступления?

Мэрилин растягивается на диване – я по-прежнему вижу ее в зеркале – и задумчиво водит языком по внутренней стороне щеки.

– Сегодня придут двое моих друзей. Я бы хотела вас познакомить. Это мой модельер и его жена. Уильям Травилла и Дона Дрейк. Они знают хорошие места в городе, где мы можем повеселиться, не выдавая себя.

– Ты его упоминала. – Я наношу еще слой пудры, несмотря на выступивший пот.

– Я давным-давно его знаю. Мы познакомились в тысяча девятьсот пятидесятом. Он обожает джаз и, следовательно, тебя тоже.

– Хорошо, я не против. Но давай обсудим это после выступления. Помни, пока я не выйду на сцену, буду нервничать. Тем более что я впервые пою в «Тиффани». – Я наклоняюсь вперед и изучаю свои волосы в зеркале. – Симпатичная прическа, правда? Короткая и аккуратная, с мелкими кудряшками.

Мэрилин кивает:

– Отлично смотрится. Мне нравится.

Я дотрагиваюсь до шеи и рассматриваю вырез платья.

– Что думаешь? Достаточно глубокое у меня декольте?

Она смеется:

– Я завидую твоему декольте.