– Я ухожу. – Он задыхается.

– Отлично, убирайся! – кричит Мэрилин. Она боится, что он передумает, если она перестанет кричать. – Я даже смотреть на тебя не могу.

– Я возвращаюсь в Калифорнию. – Джо захлопывает за собой дверь.

Мэрилин съеживается, прижимает колени к груди и всхлипывает. Все ее тело охвачено болью и напряжением.

Что, черт возьми, это было?

Она сбегает из номера, стены которого, кажется, вот-вот ее раздавят. Поймав такси, она просит отвезти ее на Бруклинский мост. Там она, открыв дверцу, ставит ногу в шлепанце на темный асфальт и вылезает из машины. Но никуда не уходит, а остается на месте, положив руку на желтую дверцу такси. Она делает несколько вдохов, стоя в самом начале великолепного моста и гадая, хватит ли ей смелости его пересечь. Раньше этот мост всегда ее радовал. Мгновенно поднимал ей настроение.

Сейчас проверенный способ не срабатывает. Мэрилин покачивает головой. Не стоит идти по мосту в таком состоянии. Она садится в машину.

– Отвезите обратно, пожалуйста.

Следующие несколько месяцев проходят как в тумане. Как бы больно ей ни было, она не может нарушить обещание, данное Норме Джин, не может собой пренебречь. Ею и так достаточно пренебрегали – она не может сдаться.

Она разведется с Джо.

Ей не спится. В предрассветные часы она пишет Элле лихорадочные письма. В письмах Мэрилин становится честнее, чем когда говорит по телефону. На бумаге она пишет то, что не может произнести вслух.

Ревность и злость Джо делают его непредсказуемым. Мэрилин сложно сказать ему, что все кончено, потому что она до сих пор его любит.

Но любовь не сотрет синяки с ее тела, не исцелит боль в ее сердце. Напротив, любовь пробуждает в ней злость. Что бы ни делал с ней Джо, она все равно по нему тоскует. Ей все равно не хватает его объятий.

В одном из писем Элла написала ей: «Я думаю, любовь и вдохновение всегда смогут направить тебя в нужную сторону… Если, конечно, этот глупец тебя не бьет. В таком случае – уноси ноги».

Мэрилин торопливо пишет письмо, чтобы сообщить Элле, что она в Нью-Йорке на съемках. Их больше не разделяют несколько штатов и муж, из-за которого она не могла снова повидаться с Эллой. Они лишь в паре кварталов друг от друга. И Джо не может сказать ей, что дружба с Эллой – плохая идея. Теперь уже не может.

Ближе к концу сентября Мэрилин и Элла наконец встречаются, но в Лос-Анджелесе, а не в Нью-Йорке.

– Почему ты так дергаешься? – Элла поворачивается, похоже ожидая увидеть обезумевшую толпу, но видит лишь обычных посетителей «Сироса» на бульваре Сансет, которые занимаются именно тем, чем обычно занимаются люди в ночных клубах – пьют, болтают, едят и слушают музыку. Этот клуб открылся еще в сороковых и завоевал популярность среди деятелей киноиндустрии, но Мэрилин сунула хостес двадцатку, чтобы их посадили за укромный столик в дальнем углу.

– Прости. – Мэрилин прижимает пальцы ко лбу и морщится от волнения. – Я рассказывала тебе про Джо.

– Да уж, рассказывала. – Элла тоже начинает искать взглядом Джо. – Он тот еще тип. Хорошо, что ты от него избавилась. – Она поднимает стакан, в который недавно подлили еще воды со льдом. Мэрилин поднимает бокал с мартини.

Они чокаются и делают по глотку.

Мэрилин едва сдерживает рвотный позыв.

Коктейль из джина и вермута сшибает ее с ног. Ломтик лимона ничуть не смягчает вкус алкоголя, обжигающего ее горло.

– С тобой все хорошо? – Элла время от времени кидает взгляд через плечо.

– Прости, что тебе приходится нервничать из-за всей этой ерунды.