Он рассердился:

— Ну и что же? Ну и что, я спрашиваю? Ты рассуждаешь по шаблону: боже сохрани хоть минуту упустить! А завод строить — не блох ловить, тут поспешность необязательна. Я тебе скажу так: заводу стоять пятьдесят лет. Я год потеряю, но возведу технически передовое предприятие, не урода, который через пять лет придется пускать на слом и строить на его месте новый, что происходит нередко и прикрывается благородным термином «техническая реконструкция». Неужели ты не понимаешь: подход мой со всех сторон правилен — с технической, экономической, с политической, наконец? И особенно с политической! В стране каждый день новые достижения, а мы в конторе повторяем зады, словно нас и не касается то, что совершается вокруг. А мы должны быть впереди всех, впереди, ты понимаешь? Как подумаю об этом, просто кровь закипает!

Юлия кивала головой и возмущалась вместе с братом косностью его противников. Немного остыв, Лесков сказал:

— Прости, Юлечка, я все о себе. А ведь у тебя сегодня тоже решались серьезные вопросы.

Юлия сказала с грустью:

— И разрешились они, как у тебя, неудачно. Не хочется даже вспоминать.

Она все же рассказала о своих сегодняшних горестях. Они, впрочем, не отличались от тех, какие терзали ее вчера, позавчера и вообще весь последний месяц. Баба-яга — так именовалась у них профессор Волковская, главный Юлин противник, по институту, — отобрала у Юлии приобретенный недавно редкий прибор и передала соседям. Самое обидное, что соседи прибором пока не пользуются, он лежит несмонтированный в ящиках, где-то под столом. А она, Юлия, уже и сейчас без него, как без рук. Если подтвердятся теоретические предположения, то консервированную кровь при помощи нового прибора удастся хранить свежей не неделю — две, а многие годы. Подумать только, как это облегчит работу врачей, сколько спасет человеческих жизней!

Лесков спросил мрачно:

— Неужели бабе-яге это не ясно?

Юлия воскликнула:

— Конечно, ясно! Это и возмущает! Все ей ясно, как и мне. Знаешь, что она сегодня выдвинула? Уже признает, что нам прибор нужен, но утверждает, что там, у них, еще нужнее: я мол, изучаю только некоторые кровяные клетки, а у них — клетки вообще: живая материя. Она так и сказала директору: «Что важнее: сохранить живые свойства крови в банке или задержать процесс старения и смерти в организме?» Директор, конечно, размяк… Представляешь, такой масштаб!

Лесков, объективности ради, возразил:

— Но послушай, Юлия, ведь это в самом деле еще важнее — научиться сохранять жизнь в любой стареющей клетке.

— Ах, ты ничего не понимаешь, Санечка! — с досадой возразила она. — Конечно, важнее — разве я спорю? Да ведь прибор будет валяться без толку еще месяца два, а сколько я за это время проделала бы опытов!

Убирая со стола тарелки, Юлия спросила:

— Что ты собираешься предпринять, Саня? Неужели так все оставишь?

Брат покачал головой.

— Сразу после совета я хотел плюнуть на все — разве мне больше надо, чем другим? А теперь вижу, что нельзя так рассуждать, это по-обывательски. Я убежден в своей правоте, буду драться дальше. Я поеду в Москву. Я и предлог выдумал: заболела наша тетка, выпрошу отпуск дня на три.

— А в Москве к кому? — поинтересовалась сестра. — Будешь консультироваться у экспертов?

Лесков презрительно покривился:

— Только не у экспертов. Пустыхин — такой же эксперт, как и другие, еще талантливей и эрудированней многих московских. Они все, конечно, будут за него. Нет, я пойду туда, где решают политические вопросы техники.

Помолчав, он добавил твердо:

— К самому Баскаеву пробьюсь.

7

Не много можно было найти руководителей промышленности, имена которых произносились с таким уважением, как имя Сергея Николаевича Баскаева, первого заместителя министра.