– На черном "кадиллаке", – сказал в трубку Гамильтон. – Не хочу, чтобы за мной кто‑нибудь увязался.

Глава 3

В этот солнечный день в гостиной Смита собрались шесть человек: сам Смит, Трейси, Мария, Хиллер, Серрано и Гамильтон – все с бокалами в руках.

– Еще? – предложил Смит и протянул руку к кнопке вызова дворецкого.

– Я бы предпочел продолжить разговор, – отказался Гамильтон.

Смит слегка поднял брови в искреннем удивлении: во‑первых, он слышал от Хиллера, что Гамильтон сильно пьет, а во‑вторых, обычно даже самое незначительное его предложение воспринималось как королевский приказ. Он убрал руку с кнопки.

– Как вам угодно. Итак, мы договорились о цели предстоящей поездки. Знаете, Гамильтон, в прошлом я занимался разными вещами, которые доставляли мне большое удовольствие, но никогда прежде я не был так взволнован...

Гамильтон прервал его, чего никто еще не позволял себе по отношению к Смиту:

– Давайте перейдем к деталям.

– Господи, да вы действительно торопитесь! Мне казалось, что после четырех лет...

– На самом деле это заняло гораздо больше времени. Но даже после четырех лет человек начинает испытывать легкое нетерпение. – Гамильтон указал на Марию и Трейси. Гости Смита никогда не позволяли себе подобных жестов. – Кто эти люди?

– Мы все знаем вашу репутацию неограненного алмаза, Гамильтон, однако нет никакой необходимости быть грубым.

Когда Смит решал прибегнуть к ледяному тону, это у него отлично получалось. Гамильтон отрицательно покачал головой:

– Я вовсе не груб. Просто, как вы уже заметили, я спешу. И предпочитаю проверять, в какой компании я оказался. Так же, как и вы.

– Как и я? – Хозяин снова поднял брови. – Мой дорогой друг, не будете ли вы так любезны объяснить...

– И еще одно, – снова прервал его Гамильтон. Он сделал это уже дважды всего за тридцать секунд, поставив своеобразный рекорд. – Не люблю, когда до меня снисходят. Я не ваш дорогой друг. Как вам уже, должно быть, известно, я вообще ничей не дорогой друг. Я сказал: "как и вы", имея в виду проверку. Или вы не знаете человека, который звонил в "Гранд‑отель" и справлялся, действительно ли я там остановился?

Последнее было только догадкой, но очень удачной, и быстрый взгляд, которым обменялись Смит и Трейси, послужил ее подтверждением. Гамильтон кивнул в сторону Трейси:

– Я имею в виду этого проныру. Кто он?

От голоса Смита повеяло прямо‑таки арктическим холодом:

– Вы хотите обидеть моих гостей?

– Мне совершенно безразлично, кого я там обижаю. Он все равно проныра. И вот еще что: когда я о ком‑нибудь спрашиваю, то делаю это честно и открыто, а не за спиной у человека. Так кто он?

– Это Трейси, – сквозь зубы процедил Смит, – директор‑распорядитель международной издательской группы " Маккормик‑Маккензи".

Гамильтон даже глазом не моргнул.

– Мария – мой доверенный секретарь и, смею добавить, близкий друг.

Гамильтон скользнул взглядом по Марии и Трейси и отвернулся от них с таким видом, словно тут же выкинул их из головы, как что‑то несущественное.

– Меня не интересуют ваши взаимоотношения. Каково мое вознаграждение?

Смит явно опешил. Джентльмены не обсуждают деловые вопросы в столь грубой и бесцеремонной манере. Судя по его лицу, в нем боролись удивление и гнев: прошло очень много лет с тех пор, как кто‑то осмеливался говорить с ним подобным образом. Наконец он усилием воли подавил свой гнев.

– Кажется, Хиллер говорил о шестизначной сумме. Сто тысяч долларов, американских долларов, мой друг.

– Я вам не друг. Четверть миллиона.