На станции «Уоррен-стрит» в наш вагон зашел пьяница, которому хотелось поразглагольствовать. Начал он с пары коротких фраз, однако к «Юстону» уже разошелся вовсю. Но тут мое внимание отвлекла молодая женщина в розовом топе с невероятно глубоким вырезом. Я и не знал, что такие бывают. Она прислонилась к стеклянной перегородке напротив меня. Я поспешно отвел глаза, пока наши взгляды не встретились, и сфокусировался на ближайшем рекламном плакате. Спиной почувствовал, как парень в голубом пиджаке переступил с ноги на ногу, и понял, что он тоже ищет, на что бы перевести взгляд.

В мой укромный уголок, пошатываясь, вписался белый парень с дредами. За ним тянулся легкий шлейф запахов — пачули, табак и марихуана. Женщина в розовом топе неуверенно пододвинулась ближе ко мне — очевидно, решила выбрать меньшее из зол.

— Псы, грязные псы! — доносился откуда-то с другого конца вагона голос пьяного оратора. — Псы заполонили страну!

Под этот аккомпанемент наш веселый поезд поехал дальше.

Выходцы, несомненно, встречаются крайне редко — иначе они пожрали бы уже всех призраков. Эта мысль снова заставила меня задуматься: в чем же причина появления духа-выходца? Может быть, в психологическом состоянии человека в момент гибели? Смерть Генри Пайка была бессмысленна и несправедлива даже по отнюдь не строгим меркам восемнадцатого века. Но все равно даже его ненависть к Чарльзу Маклину и жгучее разочарование из-за плохо сложившейся актерской карьеры были недостаточной мотивацией для того, чтобы заставить несчастного Брендона Коппертауна убить дубинкой собственную жену.

— А был-то, мать его, настоящий рай! — не унимался пьяный. Он, конечно, вряд ли имел в виду Кемден, который, несмотря на свой рынок, претендовал разве что на убогий блеск богемы.

На станции «Кемден» Северная ветка разделяется на ветки Эджвейр и Хай-Барнет. Здесь много народу вышло из вагона и еще больше вошло. Мы все еще чуть-чуть уплотнились. Теперь я смотрел сверху прямо на макушку женщины в розовом. Ее волосы были светлыми у корней, и в них виднелись чешуйки перхоти. Мужчину в голубом пиджаке пихнули в бок, и я теперь был зажат между ними возле межвагонной двери. Мы все трое неловко ерзали, пытаясь встать так, чтобы никто никому не утыкался носом в подмышку — потому что это просто неудобно. Только этим объяснялось отсутствие стремления к зрительному контакту.

Пьяница громко поприветствовал вошедших в вагон.

— Чем больше народу, тем веселее! — воскликнул он. — Может, вообще весь белый свет, мать его, сюда соберем?

Запах от парня с дредами стал сильнее, к нему примешалась вонь мочи и кала. Интересно, подумал я, когда он в последний раз стирал свои псевдоармейские штаны?

Едва отъехав от станции «Кемден-Таун», поезд вдруг остановился. Пассажиры машинально заворчали, особенно когда свет ламп резко потускнел. Я расслышал на другом конце вагона чье-то хихиканье.

Что-то еще должно было владеть Генри Пайком, подумал я. Что-то гораздо хуже жажды мести за загубленную карьеру.

— Конечно, должно! — прокричал вдруг пьяный оратор. — И это что-то — я!

Я вывернул шею, чтобы разглядеть его, но обзор загораживал парень с дредами. На лице у него застыло выражение тупого самодовольства. Сильнее запахло дерьмом, и я понял, что он только что облегчился прямо в штаны. Поймав мой взгляд, он улыбнулся широкой довольной улыбкой.

— Кто ты такой? — прокричал я. И принялся было проталкиваться прочь из своего угла, но женщина в розовом топе, резко качнувшись назад, притиснула меня к стене.