А потом… потом тебя охватит тоска. Ты и сам не поймешь: отчего она? Откуда? Зачем? Но похожая на остывающий гранит набережных тоска войдет в тебя… бесшумно, бесшумно… Да отчего же так? А оттого, что нельзя сохранить каждую секунду этого мира. Оттого, что каждую секунду он меняется, а ты не можешь вместить их все… А волна от прошедшего катерка накатывается… накатывается, накатывается… облизывает шершавую гранитную стенку набережной и исчезает. Белая ночь умирает, растворяясь в рассвете, и медленная смерть ее совсем незаметна…

А вот Алексею Алексеевичу Клюеву было глубоко наплевать на все эти страдания по белой ночи – у него и без этой «достоевщины» хватало своих, персональных «страданий». Да вот взять хотя бы, к примеру, героин, который он сегодня с таким трудом добыл. Тот был явно бодяжным. Ну да тут уж, как говорится, не до жиру… Клюв тоскливо посмотрел на дотла сожженные вены на руках и, не мудрствуя лукаво, вкатил дозу в вену на ноге. Через некоторое время он снял с ноги ремень, который использовал в качестве жгута, и осторожно положил шприц со следами крови на покрытый грязной клеенкой стол. На шприц тут же спикировала муха – большая, черная и жирная, как свастика… Клюв с трудом добрался до кровати и рухнул лицом вниз. Ничего! Скоро герыч ополоснет мозги, и в голове посветлеет. Вот тогда и станем мерковать, как жить дальше…

– Эй, мать! – Купцов озабоченно заглянул в приспущенное стекло. – Что, совсем худо?

– Совсем, – бесцветно сказала Гусева-младшая.

– Потерпи еще немного, слышишь?

– Зачем?

– Затем, что сейчас парни подъедут, заберут твоего Клюва, и мы тебя сразу в больничку определим.

– Зачем?

– Ну как? Хм… Подлечат там тебя. Капельницы-шмапельницы, все дела.

– У меня нет денег. На капельницы.

– Не переживай – найдем.

Оксана неожиданно ощетинилась:

– Найди мне лучше дозу. Раз ты такой… находчивый.

– По-моему, ты сегодня уже достаточно «надозировалась».

– Ну и хрен с тобой, – беззлобно сказала Гусева и закрыла глаза.

В следующий момент во дворик мягко, словно бы вкрадчиво вкатился «фердинанд», и Леонид, отщелкнув сигарету, с облегчением направился встречать вновь прибывших.

Вместе с Петрухиным из микроавтобуса выбрался высокий, крепко сбитый, достаточно молодой еще (не старше тридцатника) мужик в надетом под пиджак бронике. Сугубо внешне был он, может, и непримечательный, но не без внутреннего, как быстро выяснилось, обаяния. И по всему видать, несмотря на возраст – бывалый. Так что Брюнет поставленную накануне задачу выполнил на пять баллов – опера им обеспечил правильного, не штабного.

– Знакомьтесь, братцы. Это – майор в отставке Леонид Николаевич Купцов.

– Можно просто Лёня, – протянул руку Купцов.

– Старший оперуполномоченный Георгий Михайлович Гладышев. Можно просто Жора.

Рукопожатие у Жоры было что надо!

– Как там наша Любовница? – спросил Петрухин, покосившись на «девятку».