Вот тогда я допил свой коньяк и сформулировал вслух, исключительно для самого себя:

— …лишний раз убеждаюсь, что в снисходительности нет и следа человеконенавистничества. Но именно поэтому слишком много презрения к людям.

— Ницше? — удивился Русаков и посмотрел на Антона с любопытством.

Чего, собственно, тот и добивался.

— Ницше.

— Что же ты так опустился-то, философ?..

Так промеж двух случайно пересекшихся одиночеств завязался разговор. Хитрый Антоша Старостин в тот раз, что называется, попал в цвет — была и халява, и даже еще пятьсот рублей «в долг». Но одновременно имела место и долгая беседа о Нюшке. Подливая Антону коньяк, мужик выспросил все, что хотел… На самом деле «непризнанный гений» догадывался, что интерес случайного знакомого совсем не случаен. Догадывался, он ведь был далеко не дурак. Но… лился рекой халявный коньячок, в кармане лежали взятые «в долг» бабки. А потому, внутренне посмеиваясь, благородный Антоша с азартом рассказывал случайному знакомцу самые интимные подробности о своей бывшей жене…

Естественно, Купцову эти моменты поэт-неудачник изложил несколько иначе. Вернее — совсем иначе, выставив себя эдакой жертвой женского коварства. Леонид в ответ кивал, порой задавал незначительные уточняющие вопросы.

— Хорошо, Антон Евгеньич, я вас услышал. Вы шли от больного товарища, встретили на улице жену, пригласили ее в кафе. Она вас оскорбила, и вы от расстройства стали на ее деньги выпивать.

— Позвольте! Я взял в долг! — тотчас поступила вербальная поправка от типа оскорбленного поэтического достоинства.

— Отдали? — уточнил Леонид и «оскорбленное достоинство» потупилось. — Впрочем, это неважно… Далее: в кафешке вы познакомились с мужчиной по имени Андрей и, будучи в «растрепанных чуйствах», пожаловались на низость женскую… Неразумно, но и без умысла поделившись с ним подробностями о богатстве семьи Московцевых. В частности о сабле восемнадцатого века.

— Но я же не знал тогда, что…

— А я вас и не обвиняю. Так, теперь мне нужно, чтобы вы рассказали о своём визави в кафе. Что вы еще о нем знаете? Помимо того, что его зовут Андрей.

— Ничего я про него не знаю. Андрей — и все. Высокий, седоватый, на руке перстень с черным камнем… Ницше читал.

— Ницше читал? Это хорошая примета. По такой-то примете мы его легко найдем.

— Я понимаю вашу иронию. Но вот честное слово, я ничего больше не знаю.

Купцов встал, прошелся по комнате. И настороженно наблюдавший за ним Старостин с потаенной надеждой брякнул явную глупость:

— Вы уже уходите?

— «Отнюдь наоборот», как любил выражаться один мой коллега, — покачал головой Леонид. — Отнюдь наоборот, Антон Евгеньевич. Мы с вами только-только начинаем общение.

— Но ведь я уже все рассказал!

— Нет, дорогой мой, не все… далеко не все.

— Вы думаете, я лгу? — оскорбился Старостин.

Он даже собрался огорошить Купцова какой-нибудь цитатой. Из того же Ницше.

Но не успел.

— Нет, я не думаю, что вы лжете… тем более что весь ваш рассказ поддается проверке. Просто я думаю, что вы упустили часть фактов.