Остаётся лишь удивляться, что после такого крушения надежд НЕ ВСЁ население страны пошло в бандиты, взяточники и воры.

Проржавевшая, стремительно начавшая осыпаться советская система приоритетов и жизненных ориентиров явственно оставляла после себя пустоту там, где у живого человека пустоты БЫТЬ НЕ МОЖЕТ. Партийные бюрократы пытались с этим бороться повышенными соцобязательствами, овощебазами, встречами со старыми большевиками… Несчастные. Всё это были мёртвому припарки. В буквальном смысле. Потому что смерть — она внутри, а припарки — всего лишь снаружи. В распахнувшийся внутренний вакуум со свистом всосались святые вещи: демократия, права человека, легитимность, общечеловеческие ценности, гнусность любого насилия, права наций на самоопределение… И снова стало ясно, что в жизни хорошо, а что плохо. Что честно, а что бесчестно. Что делать надо, а чего — не надо ни в коем случае…

Вещи-то действительно святые. Не самые плохие люди за них кровь проливали в течение нескольких веков. Причём, что существенно — не только чужую, но и свою. Искренне и жертвенно, во имя Добра. Будь дело лет сто назад — и я бы, в меру сил и разумения, был с ними.

Более всего я ненавижу и презираю нынешних столпов «цивилизованного сообщества» за то, что они лишили мир всех этих ценностей. Превратили слова-гимны, обозначающие идеи-маяки, в рефлекторное бессмысленное поквакивание, которым надлежит сопровождать всякое хватательное движение. В нечленораздельное урчание над добычей.

Полбеды, что сразу после распада Союза вновь, будто и не уходил никуда, заработал Марксов закон об обнищании пролетариата и увеличении разрыва между богатыми и бедными. Чёрт с ними, в конце концов, с золотыми парашютами. Беда в том, что в то же самое время, именно после этого незабываемого распада, сами же апологеты демократии и прав человека стали стремглав превращать священные, придающие жизни смысл понятия в уродливые, отвратительные карикатуры. Безвозвратно отнимая их у простых честных людей. По всему миру, между прочим. Ничего не оставляя взамен. Снова вакуум. Что-то в него всосётся?

Тридцать лет проскочили, точно тридцать глотков горько-солёной морской воды; пить хочется пуще прежнего, но вокруг, как и тогда — лишь океан, и только волны стали ещё круче. Неизбежно хочется сравнить и понять: а чем, например, пропитан воздух сейчас? Или: научила ли нас хоть чему-нибудь перестройка?

Воздух совершенно отчётливо пропитан в первую очередь грозой. Пороховым дымом.

Это ужасно — потому что порохом пахнет не когда кто-то переборщил с дезодорантом, и даже не когда в подполе сдохла крыса, а лишь когда где-то рядом и впрямь стреляют.

И это замечательно — потому что если гроза есть, а в воздухе ею не пахнет, это гораздо опаснее.

Один из главных уроков заката Союза и перестройки в немалой степени учтён и усвоен. Когда все вроде бы хорошо и нет проблем, то и люди вроде бы все одинаково хорошие, да только проявить свои хорошие качества им, по сути, негде. А вот когда проблемы есть, и все об этом знают, сразу видно, кто есть кто и чего от кого ждать. Сразу есть кому и для чего вставать плечом к плечу и кому от кого отворачиваться. Это очень важно. Государство не может решить ни одной из стоящих перед ним проблем, если эти проблемы не являются личными проблемами для достаточно значительной части населения. Нельзя держать людей в ватке, как умирающую бабушку, которую непозволительно волновать, как ребёнка, которому рано знать, что люди смертны, а потом ни с того ни с сего выдёргивать по одному и кидать в пламя, приговаривая: а теперь иди-ка соверши подвиг, только никому об этом не рассказывай.

С нимбами над головами диссидентов тоже, слава тебе, Господи, покончено. Конечно, один из наших любимых видов самоутверждения — на выхвалку друг перед другом выплёскивать в грязь вместе с мыльной водой розовеньких мытых младенцев, кто дальше выплеснет.