— Как он себя чувствует?

— Крепится. Но себя совсем не бережет — старается побольше успеть до…

Имант замолкает, затягивается сигаретой. Да… страшно это — знать, что близкий человек доживает последние дни. Сам прошел через это в прошлой жизни, и потому искренне сочувствую ему.

— Я здесь Люду заставил полное обследование пройти, пока все вроде бы нормально — неожиданно произносит Имант, и я весь превращаюсь в слух — Потом имел долгую беседу с одним уважаемым профессором. Объяснил ему ситуацию, сослался на наследственную предрасположенность в ее роду, и попросил его составить список рекомендаций. Понятно, что 100 % гарантии это не даст, но хоть что-то…

У меня теплеет на душе от его переживания за маму, и я успокаивающе добавляю.

— Рождение ребенка тоже может кардинально изменить ситуацию. Гормональная перестройка — великое дело.

— Я на это надеюсь. Профессор тоже об этом говорил. Но сидеть и просто спокойно ждать не могу. Весь интернет прошерстил, какие только статьи не прочитал за это время…

— А почему не женитесь? — в лоб спрашиваю я — она ведь переживает, хоть вида и не подает.

— Знаю. Но я жду завершения истории, эпизод которой ты сам сегодня видел. Пока не буду уверен, что все в порядке, что мы окончательно взяли власть в стране — не могу рисковать Людой. И нашим будущим ребенком тоже.

— Ну, хоть объясните ей, почему медлите.

Генерал снова глубоко затягивается, нервно тушит бычок о край небольшой урны, стоящей у скамьи в самом конце сада.

— Вот и скажи: какой из меня сейчас муж? Если каждый день по краю хожу. Ты знаешь, что первые секретари национальных республик готовят свои собственные боевые группы?

— Это же мятеж — тяну я, защелкивая на ошейнике Хатико карабин поводка. Что-то он чересчур расшалился.

Мы долго молчим, думая каждый о своем. А может, даже и об одном и том же, как знать. Наконец, я не выдерживаю:

— Имант, для тебя не секрет, что я старше. Что я прожил более долгую жизнь и имею полное моральное право сказать — предугадать нельзя ничего. Может, мы все умрем завтра, а может, проживем долгую счастливую жизнь до глубокой старости. Надо жить сегодняшним днем и не откладывать жизнь на потом. Плевать на всех врагов, захотят они нас убить — все равно убьют. Поэтому женись уже на маме и сделай ее счастливой. А если все вдруг станет совсем плохо, я все равно найду способ спасти своих близких. И Альдону, поверь, я тоже вытащу, чего бы мне это не стоило.

Генерал молчит, обдумывая сказанное мною. Не встретив отторжения, закрепляю успех:

— Я из Японии привез красивый жемчуг для мамы, целый гарнитур из нескольких украшений. Вообще-то хотел сам ей на день рождения подарить, но ради такого дела уступлю тебе. Будешь делать предложение — подаришь.

И не утерпев, съехидничал.

— Мог бы ей и бриллианты, конечно, привезти, да правила таможни не позволяют. Вон вы у бедной Веры даже колье трамповское отобрали.

Веверс пожимает плечами:

— И правильно сделали. Правила едины для всех.

— Эх, …а какие шикарные брюлики у меня в кладе были…! — мечтательно вспоминаю я — но кое-кто, не будем указывать пальцем, клад мой заграбастал и сдал его государству.

— Забудь — осекает меня Веверс — Не хватало еще, чтобы жена Председателя КГБ в ворованных бриллиантах ходила. Хватит с нас «коллекции» Галины Леонидовны.

Туше. О происхождении цацек в том кладе я действительно как-то не задумывался. Дарил их беззаботно своим дамам сердца, приравняв к бижутерии.