Потом перешел к нашему визиту в американское посольство, там уже контактов было больше, только увы! — не все они столь важные, и интересуют скорее Евгения Максимовича. А Соловьев ему наверное уже успел все доложить в мельчайших подробностях. Так что прием в честь Дня Независимости я даю совсем кратко. За окном уже рассвело, надо бы все-таки вздремнуть… А продолжение отчета подождет — Романова-то в Москве все равно нет. Да и Щелоков в отъезде.

С утра в среду, я без раскачки, только проглотив чашку кофе с бутербродом, сразу мчусь в госпиталь КГБ на Щукинской. Везет меня туда уже совершенно новая бригада охранников — сколько я ни упрашивал Веверса, тот все-таки до окончания расследования по корейцам отстранил Вячеслава и его ребят от работы. Что ж, порядок — есть порядок. А генерал установил настоящий немецкий орднунг в Комитете. Может оно и к лучшему? Рыба — гниет с головы.

На Щукинской меня уже ждут — встречать выходит сам главврач. Седой, вальяжный мужчина лет пятидесяти. Сопровождает его целая свита, и все в белых халатах.

— Петр Федорович — представляется главврач и разводит руками, кивая мне на сотрудников — Ничего не мог поделать с ними. «Когда еще Селезнев к нам приедет…».

— Никаких проблем, Петр Федорович — я пожимаю плечами.

Народ оживляется, начинает ко мне протискиваться. Мне протягивают сразу три ручки и три блокнота.

— Как там мой пациент? — интересуюсь я, выводя автограф.

— А вот, кстати, лечащий врач Коростылева — переводит стрелки Петр Федорович на сухощавого мужчину в роговых очках — Андрей Евстигнеевич.

— Моторика восстановилась — бодро докладывает «очкарик» — Сердечная деятельность тоже не вызывает опасений. Но я бы рекомендовал курс реабилитации. Купание в море, солнечные ванны, душ Шарко.

Ясно. Срочно нужна путевка на юга. Придется побеспокоить Щелокова. Благо дорожка в санаторий МВД в Сочи уже наезжена. Собственно, я там с Лехой и начал свою музыкальную деятельность.

— Организуем — кивнул я, ставя автограф на последнем блокноте — Мне бы еще с кардиологом пообщаться.

— Андрей Евстигнеевич как раз специализируется на болезнях сердца — встревает главврач — Он вас и проконсультирует.

Попрощавшись, мы с очкариком поднимаемся по лестнице на третий этаж. Попутно я завожу разговор насчет обследования деда.

— Я слышал, вы советник Романова по культуре? — оборачивается ко мне Андрей Евстигнеевич — Значит, с семьей прикреплены к Кремлевской больнице. Зачем вам наш госпиталь КГБ?

— У вас тут много бывших и действующих военных лежит — пожимаю плечами я — Дед сам фронтовик, ему тут будет повеселее.

— Это правда — кивает доктор — а специалистов для консультации мы и сюда можем из любой клиники пригласить. У нас такое в порядке вещей.

Он недовольно смотрит вверх. На площадке выше стоит группа молодых медсестер. Видимо спускались после какого совещания. Девять, десять… ой… целых двенадцать девушек в коротких белых халатиках.

— Селезнев…! — ахает одна с весьма крупными формами. Медсестры всей толпой подаются вперед. Приходится вмешаться моей охране, которая встает «стенкой» на их пути.

— Безобразие! — Андрей Евстигнеевич тянет меня за рукав в отделение. Охрана тут же перекрывает вход в него — Устроили в больнице бедлам, никакой дисциплины.

Наконец, мы добираемся до палаты Лехи. Довольный Мамонт лежит на кровати и пожирает яблоки. Вторая койка — пуста.

— Витька! — бросается обниматься Коростылев.

Доктор деликатно уходит, я вручаю другу пакет с японскими сладостями, усаживаюсь на стул.