— Ковен меня предал. Его предупредили, что я иду за ним, сообщили, как лишить меня колдовской силы, и научили, как сделать беспомощным с помощью серебра, заговоренного моим собственным учителем. Не одно решение привело меня на твое кладбище, но я думаю, что началось это с Элейсона.

Ковен его похоронил заживо. У меня на заднем дворе. В норе вроде той, в которой мы сейчас сидим. И я еще мандражу из-за собак?

— Мне очень жаль, — сказала я от души.

Он грустно мне улыбнулся, и я заметила, что щетина на нем растет рыжая, хотя волосы черные.

— А мне нет, — ответил он. — Если бы моя жизнь не остановилась в чистилище, я не видел бы этих чудес — самолетов, компьютеров и апельсинового сока. И тебя.

Я отодвинулась, вдруг вспомнив о своих грязных волосах и промокшей одежде. Обостренно ощутилось его присутствие, влажное тепло между нами, устремляющееся вверх, неся смесь наших запахов.

— Тебе холодно? — спросил он заботливо.

Черт, черт, черт! Я понимала, что происходит, но не хотела этого прекращать. Будь умницей, сказала мне Айви. Вот это, что я делаю, — это умно? «Нет», — прошептала я себе, чувствуя, как бьется пульс. Я не западаю на него. И не буду! Но тихий внутренний голосок говорил, что это вполне возможно, и что осталось только оправдаться перед собой и найти способ жить с разбитым сердцем, когда это все кончится.

Я просила правды — и он ее мне сказал. Он знал, кто я. Давно знал. И он сидел рядом со мной, вытащив меня из реки, не дав собакам разорвать меня на части — вопреки тому, кто я такая. И кем могу стать.

Я медленно оперлась на него спиной, сердце мое стучало при этом простом движении, которое можно было понять, как угодно. Нет, только не так. Я чувствовала, как его тепло сливается с моим, и странное ощущение робкого доверия и нарастающего напряжения клубились во мне, еще сильнее разжигая желание. Да будь я проклята обратно до Поворота, но я хотела этого. Отбросив к чертям дурные воспоминания, явные предупреждения и советы лучших друзей, я хотела увидеть, куда это может привести. Более того, я достаточно сильна, чтобы увидеть, чем это может кончиться — и кончится. Разумное решение? Наверное, нет. Но принятое с открытыми глазами.

Он — черный колдун, не считающий нужным за это извиняться. Ему безразлично, что подумает ковен, и более того — у него хватит способностей и силы противостоять ковену, показывать ему длинный нос и оставаться тем, кем он хочет быть. И вот этого я тоже хотела.

Он подался ко мне, и я подобралась от напряжения, нетерпения, страсти, ощущения жара у того бока, где он меня коснулся. Почувствовав это, он остановился.

— Я действительно тебя пугаю? — спросил он с расстояния в несколько дюймов.

— Да.

Я вдохнула поглубже, готовая к чему-то новому, глядя на него, вспоминая, как он обнимал меня, когда я пыталась вырваться, держал, спасая от себя самой.

Он помолчал, не сводя с меня глаз:

— Имею впечатление, что ты сейчас лжешь.

Я шевельнулась, раскрыла губы, глядя на него.

— Ты меня и правда пугаешь. Ты опасный, грозный колдун, и связь с тобой никак не будет способствовать снятию с меня бойкота. Ты с места в карьер пускаешь в ход черную магию, ты мной командуешь, будто начальник, ты слишком нагло держишься с Алом, и те, кто тебя окружают, — погибают.

И те, кто меня, — тоже.

Одеяло упало с моего плеча, и Пирс, кивнув в знак согласия с моей оценкой, наклонился меня укутать. Мои глаза блеснули, когда он не отклонился обратно. Его губы были в паре дюймов от моих.

— Ну и? — спросил он.

Странно было слышать от него такое современное выражение.

Те, кто меня окружают, — тоже.