|
Тогда будет и «ля». Ибо «де» — это название владеемой местности, а «ля» — формальное право на это владение и вместе с тем отличительный признак высшего сословия. Зигфрид, работая быстрее камнедробилки, перемолол гуся, пожрал перепелов с их нежнейшими косточками и уже откупоривал глиняный кувшин. — Знатное вино, — сообщил он с одобрением. — У вас, сэр Ричард, винные подвалы — не нахожу слов! Не у всякого короля такие. А кроме вина в бочках там, в подземелье под северной башней, сотни три вот таких, в кувшинах. — В амфорах, — подсказал я. — За столько лет разве не превратилось в уксус? Он изумился, взглянул с укором: — Сэр Ричард! Разве в вашем королевстве не накладывают заклятия? Чтобы отогнать порчу? — Накладывают, — пробормотал я. — Но есть мнение, что пастеризация портит продукт. А стерилизация так и вовсе… Он вздохнул: — Да, я тоже слышал что-то, хоть я колдовские слова сразу забываю, я ж христианин. Но если не чувствую порчи, то ее нет. — Хорошо сказано, — одобрил я. — Однако предпочитаю подниматься в седло с ясной головой. А вы пейте, пейте! Но если хоть один из вас покажется мне пьяным… С другой стороны, продолжал додумывать туповатый мозг, судя по истории, один мужик вообще взял все три префикса или артикля, как их правильно: и «де», и «ля», и «фон». Имя у него было простое: Тен, что значит — Десять, во многих семьях детей называют просто по номерам, так в Риме пошли всякие Децимии, Секунды, Квартии, Октавианы, а у нас — Перваки, Третьяки, Шестаки, Осьмаковы… У того мужика с именем Тен получилось круто — де ля фон Тен. У нас его так и писали: де Ляфонтен. Как фон Визина в России до сих пор пишут чисто по-русски: Фонвизин… Да у нас и про Дон Кихота думают, что Дон — имя, а Кихот — фамилия, потому «Дон» пишут с прописной. — Нет, — проговорил я вслух, — одно дело — самого тебя назвать… э-э… назвать, ну, понятно кем, другое дело — когда другие… Они смотрели на меня с вопросом в глазах. Я широко улыбнулся: — Что, Ричарда де Амальфи не видели? Еще успею надоесть. * * * Солнце заливало мир расплавленным золотом с зенита, конюхи вывели трех оседланных коней, лучники уже в седлах терпеливо ждут в сторонке. Гунтер отобрал пятерку молодцев, я осмотрел, понравились, выглядят крепкими. Руки сильные, жилистые, а луки у всех чуть короче обычных, зато композитные, с удлиненными стрелами. Жаль, с коня на полном скаку из таких не постреляешь. То ли дело мой, ариантовский… Я кивнул Гунтеру, вставил ногу в стремя, за спиной Гунтер прокричал: — На выход — шагом! Во двор высыпала челядь, молоденькие девушки строили глазки всадникам, слышались крики, напутствия, смех. Явился отец Ульфилла, осенил всех общим крестным знамением, прочел короткую молитву, а моего коня окропил святой водой. Постаравшись брызнуть мне на сапог. К его разочарованию, ни конь, ни я не закричали дурным голосом и не испарились в жутких корчах и клубах дыма. Я пустил коня шагом через двор в сторону ворот, поинтересовался у Гунтера: — А кто вообще сюзерен здешних земель? Зигфрид промолчал, он, как и я, нездешний, Гунтер почесал в затылке, оглянулся по сторонам, словно стены не только помогают, но и подсказывают. — Сюзерен?.. Да здесь земли на самом кордоне, можно сказать. Тут всяк по себе. Но если вообще-то, то благородный и мудрый Вильгельм Блистательный. Но ни он здесь не бывал, ни его люди. Так что в этих краях каждый хозяйничает сам по себе. А суд творят сами сеньоры. Если вы о хробойле, то соберутся, скорее всего, не больше сорока рыцарей. В первую очередь, правда, это барон де Пусе, сэр Гуинг Одноглазый, Черный Волк, он же Вервольф, сэр де Трюфель, сиречь Кабан, Тудор… — Леди Клаудия, — вставил Зигфрид. |
