Иногда им даже не пользуются, иногда именно он приносит победу, но сейчас этот отряд лучший из лучших находится на вершине
небольшого пологого холма, откуда удобно и наблюдать за битвой, и самим бросаться в атаку, нанося удар на большой скорости.
Мы ударили со всей яростью, однако они на какой-то миг остановили нас и почти отбросили назад, там не только лучшие из лучших, но и
вооружены почти как мы, выучка у них настоящая, рыцарская, копья отбросили сразу, бой шел грудь в грудь мечами и топорами.
Слева от меня двигается Зигфрид, стараясь прикрыть от каждого удара, справа могучий Сулливан, чуть дальше слышу зычный рев Клемента и
вижу блеск его огромного меча.
Под их страшными ударами рыцари падают вместе с конями, на поле битвы стоит неумолчный грохот мечей и топоров о щиты, доспехи, шлемы.
Многие рыцари валятся с коней, расставаясь с жизнью раньше, чем коснутся земли.
Уже пали в грязь знамена защищающихся, мы снесли несколько рядов рыцарей, наши кони топчут раненых и переступают через трупы; я время
от времени оглядывался, пробившись вперед дальше всех, но мои герои пока все на конях, только Сулливан в крови с головы до ног, но ревет
страшно и ломит противника, как могучий кабан камыши, да Клемент отбросил рукоять сломанного меча и торопливо сорвал с седельного крюка
огромный боевой топор.
Они продолжают ломиться вперед, свирепые и неутомимые, и я обратил внимание на кучку богато одетых рыцарей, что горячат коней на самой
вершине холма, удерживая их от понятной жажды ринуться в схватку.
Донесся крик Альбрехта:
— Не упустить!
Я понял, что он тоже обратил на них внимание, и начал прорубаться к вождям противника. Целый отряд отважно бросился защищать
предводителей.
Мы с удвоенной яростью ломились на вершину холма. Я сцепил челюсти и мрачно наносил удары, уже выбрав себе цель: высокого с черной
бородой и мрачным лицом, он с самым уверенным видом сидит на черном жеребце, вокруг него с десяток телохранителей, словно он сам император,
лицо его показалось мне очень неприятным, однако знакомым.
Мы встретились взглядами, на его лице впервые мелькнуло беспокойство.
Я указал на него мечом.
— Этого гада взять!..
— Живым? — крикнул Альбрехт.
— Зачем? — заорал я. — Зарубить! Сразу!
Чернобородый подобрал повод, услышал мой крик и понял, что, да, в плен ради выкупа брать не будут, в религиозных войнах деньги — ничто,
главное — вера!
Справа на холм прорубается могучий, как стадо туров, Сулливан, и чернобородый, заслышав его звериный рев, вздрогнул, повернул коня в
противоположную сторону и пустил в галоп.
Я заорал злее Сулливана, даже Клемент вздрогнул и посмотрел на меня с опаской. Зайчик, ощутив, что сейчас можно больше обычного, пошел
намного бодрее, опрокидывая рыцарей с конями, словно игрушечных, а я рубил остервенело направо и налево.
Рыцари противника старались держаться, сомкнули щиты и стойко принимают удары, но, несмотря на их отвагу и мужество, то один, то другой
вскрикивает и падает, обливаясь кровью.
Зигфрид рубится рядом со мной остервенело, однако Зайчик продолжал ломиться вперед, и мы прошли через тройную рыцарскую цепь, как
кабаны через камыши.
Я указал вслед группе всадников, что уносятся во всю мочь, настегивая коней.
— Догнать!. |