Я всмотрелся в его лицо, а он остановился и ждал с нетерпением в глазах. Шрамы
и шрамики все мелкие, но чувствую, вовсе не потому, что острое железо едва касалось его лица. Он весь как будто вырезан из старого крепкого
дуба… если не крепче.
— Странное чувство, — признался я, — но у меня тоже такое же… Хотя могу сказать твердо, мы с вами никогда не виделись.
Он чуть наклонил голову.
— Да, сэр, я бы вас тоже не забыл… Но, может быть, вы меня видели как-то где-то, а потом забыли?
Я покачал головой.
— Нет, такого рыцаря я бы не забыл. Кроме того…
— Сэр?
— У меня прекрасная память, — сказал я нехотя. — Запоминаю все.
Он кивнул, не сводя с меня взгляда.
— Сэр, позвольте угостить вас в этой таверне? Может быть, за чашей хорошего вина, если такое отыщется, мы все же разгадаем суть этого
странного ощущения.
Бобик проскользнул следом за нами в харчевню, помещение наполовину пусто, зато густо и смачно пахнет бараньей похлебкой. Народ занят
жратвой и вином, все насыщаются спокойно, но с рассчитанной осторожностью, как принято в незнакомых местах, где останавливается множество
проезжающих: не орут, не откидываются на спинку сиденья и не разглядывают вызывающе входящих или сидящих за другими столами. Так можно
делать только в своей деревне, где знаешь каждого, как облупленного, а здесь могут попасться такие, что сразу и с большим удовольствием
собьют рога.
Потому мы прошли к свободному столу, не особенно привлекая внимание, хотя два таких рослых воина, пусть и в затрапезной одежке, всегда
находятся на перекрестье взглядов.
Бобик сразу же устроился под столом, а барон Родут тяжело опустился на лавку, всхрапнул, как конь, явно недовольный, что перед ним не
выстроились слуги.
Я не успел слова сказать, он повел ладонью над столом, там появились две тарелки, два кубка и большой ломоть черствого хлеба.
Я дернулся в изумлении, а барон в нетерпении оглянулся в сторону кухни.
— Ползают, — прорычал он злобно, — как черепахи… Сжечь бы их всех…
Его руки уже ломали хлеб, посыпали крупной солью, а пожирал он с жадностью, словно неделю питался только водой из ручья.
— Не обращайте внимания на пустяки, — ответил я и, тоже проведя ладонью над пустыми тарелками и кубками, сосредоточился изо всех сил. —
Люди… есть люди.
Он не охнул, но застыл на мгновение и вперил взгляд в ломти мяса на тарелке, а затем осторожно взял кубок с вином.
Я улыбнулся, вскинул свой на уровень глаз, отпил до половины и поставил обратно.
— Сэр, — сказал он пораженно, — не зря я на вас обратил внимание.
Бобик под столом ухватил брошенный ему кусок мяса, довольно заурчал.
Вино в кубке барон осушил до дна, ни мало не беспокоясь, что оно волшебное или может быть вообще отравленным. Лицо чуть порозовело, а
глубокие складки тревоги малость разгладились.
Я посматривал на него время от времени, стараясь вспомнить, кого же напоминает его лицо. Странное ощущение, где-то уже видел, но где,
где…
Он ухмыльнулся.
— Вижу, вы тоже…
— Барон?
— Я присматриваюсь ко всем в пути, — объяснил он, — и научился непростых людей отличать от простых быстро. |