|
— Это только предположение, — предупредил я. — Возможно, на островах от Древних какой-то гадости больше, чем в других местах? И это опасно для Юга… впрочем, и для Севера, но Юг хотя бы догадывается, что отсюда может выползти… Он еще раз перекрестился, очень необычный для него жест, я подумал, что я в этом отношении еще пиратистее, перекрестился размашисто и сказал громко: — Господи, избавь нас от… сам знаешь от чего, тебе виднее. Аминь! Ордоньес посмотрел с подозрением, что-то не замечал за мной набожности, но смолчал, а с клотика раздался ликующий вопль: — Других дыр не видно! — Слава Господу, — сказал Ордоньес с чувством, но креститься не стал, будет слишком, Господь и так все видит и слышит, не глухой. — Знаете, ваша светлость, я напросился с вами на легкую прогулку, но, поверите ли, теперь даже ночью спать ложусь одетым и с мечом в руке! — Ну это вы уж слишком, — мягко упрекнул я. — Не каждый же день будет попадаться всякое… — Хорошо бы, — сказан он, — но только статуя скоро зацветет! Там уже почки набухли. И еще… веточки начинают лезть прямо из обшивки. Если такое же и на днище, то это замедлит движение… а потом, не знаю, но корабль может и вовсе рассыпаться… Сперва это выглядело как облачко, показавшееся из-за горизонта. Облачко на бесконечной голубой глади. Попутный ветер гнал корабль резво, клочок белого тумана на зеленоватой воде моря разрастался, я успел заметить, что он не меняет формы. Я посмотрел на сияющую синь, солнце уже опускается к грани между небом и землей, одинокое облачко начало розоветь в ожидании заката, море медленно засыпает, ветер почти утих. — Я буду в каюте, — сказал я Ордоньесу. — Если что, кричите. — Да уж, — ответил он с сарказмом, — конечно, сразу «караул», а как же. В каюте я снова развернул карту, кое-что дополнил, память услужливо раскрывает все, что видел, теперь бы понять, что увидел и что из увиденного может во что вылиться. Что острова не под единым правлением, это уже известно, хотя и непонятно. Мне кажется, обязательно сильный правитель должен попытаться подгрести все под свою руку. И если этого все еще не произошло, то нечто более сильное, чем его воля и армия, сдерживает экспансию… В дверь послышался стук, я поморщился, крикнул: — Ну? Голос мой прозвучал грозно, так что если кто-то сунулся с пустяком, то испугается и уйдет, за дверью в самом деле в нерешительности посопели, затем донесся робкий голос: — Ваша светлость, команда волнуется… — Войди, — велел я. Вошел незнакомый матрос, поклонился непривычно низко, почти как придворный, а не как гордый пират. — Ваша светлость, — повторил он, — статуя… — Что, — сказал я, — сошла с носа и гуляет по палубе? Он испуганно всхрюкнул: — Гуляет?.. Нет, ваша светлость, еще не… а что, может? — Ну да, — ответил я, — сколько ей еще стоять там, прикованной… Так что с нею? — Веточки, — выдохнул он, — уже зацвели… Холод прокатился по моему телу, но я сказал натужно беспечно: — А что за цветы? Он дернулся. |
