|
Возможно, на что не смею и надеяться, поставят небольшую статую в самом дворце… или хотя бы в саду у фонтана? — Да, — сказал я, — рядом с Гераклом, разрывающим пасть писающему мальчику. Вы все продумали, как я вижу. — Я принцесса, — ответила она с достоинством, — я обязана продумывать свои слова и действия наперед. — Леди Констанция, — сказал я с холодной учтивостью, — мы на корабле, а здесь, как я уже упомянул, другие законы. Закон тайги, в смысле закон моря. Здесь женщин не насилуют, а сразу топят. Почему? А потому, что едва на корабле появляется женщина — крысы в панике бегут на берег. Они умные, знают, чем это кончится. — И… что же… — прошептала она, — меня сейчас утопят? Вот так сразу? Я ответил со вздохом: — Хотел бы сказать, что не вот так сразу, но, боюсь, врать как-то неуместно, хотя вы женщина — надо бы врать. Если Ордоньес не договорится… — Но он же адмирал! — Увы, — сказал я, — есть общие законы для всех, которые не волен нарушать даже адмирал. Впрочем, я выйду и попробую вместе с ним уговорить разбушевавшуюся чернь в исполнении их демократических прав просто выбросить вас на берег. — Выбросить? — Есть разница, — напомнил я, — быть выброшенной в море или на берег. — Ох, простите… — Будьте готовы, — сказал я. Она нашла силы присесть в грациозном поклоне. — Ваша светлость… — Леди Констанция. Я неспешно вышел, стараясь не ускорять шаг, а то неверно будет истолковано, аккуратно прикрыл за собой дверь. Пол под ногами ощутимо наклоняется то в одну сторону, то в другую, но с такой неспешностью, что организм вскоре сам приноровился, и я перестал замечать качку, к которой адмирал Нельсон так и не мог привыкнуть до конца жизни. Ордоньес вскинул брови, в глазах недоверие, но спорить не стал, отдал приказ, матросы начали опускать за борт лодку. Я проинструктировал тех, кто будет на веслах, как держаться и что говорить, Ордоньес взвеселился и сам спустился за принцессой, а когда поднялись на палубу, лицо его было жестоким и жаждущим утопления, а она трепетала и смотрела непривычно пугливо. Когда шлюпка отчалила и быстро пошла к берегу, Ордоньес посмотрел вслед с жалостью. — Ваша проблема не решена, — буркнул он, — ваша светлость, только отодвинута. — И то дело, — ответил я. — Все проблемы делятся на те, которые решить невозможно, и на те, что решаются сами. Нужно только отодвинуть их на время. — Кто-то решит за вас? — Или решения не понадобится. Жизнь непредсказуема, адмирал! Боюсь, на островах в этом убедимся. Он даже не заметил, как я хитро увел разговор от щекотливой темы, сразу оживился, потер ладони. — Да, на островах всегда неожиданности! Люблю. — Но ведь непредсказуемость — это плохо? Он изумился: — Кто вам такое сказал? Если все предсказуемо — это не жизнь, а так… Даже не знаю, что. — Жить необязательно, — сказал я, — а вот плавать… так? — Золотые слова, — сказал он горячо. |
