|
— Здесь каждый дом — крепость… Пес пошел длинными скачками, а Зайчик, дождавшись разрешения идти следом, во мгновение ока догнал, и уже вместе они остановились перед воротами. Не давая времени, пока сонные часовые заметят и окликнут, я вытащил рог и звонко протрубил. Бобик настобурчил уши и мощно гавкнул. Арбогастр посмотрел на обоих и заржал так, что со стен посыпались мелкие камешки, а на башнях затрепетали флаги. По ту сторону ворот послышались испуганные голоса, заскрипела калитка сбоку в башенке, выглянула голова в круглом шлеме. — Кто тут… батюшки, это же сам гроссграф!.. Его светлость! — Он самый, — сказал я ворчливо. — Узнал? Солдат вскрикнул воспламененно: — А как же, я с вами был в трех походах! Даже в Турнедо ходил и замок Орлиный захватывал! — Скоро все Турнедо захватим, — пообещал я. — Надоело такое противное соседство. Его напарники уже с натугой отворяли створки ворот, арбогастр через узкую калитку не протиснется, на меня смотрели с любопытством и почтением, почти все совсем молодые ребята, а когда взгляды падали на Бобика, то бледнели и начинали прятаться друг за друга. Мы прошли через ворота упругим шагом победителей, копыта звонко стучат по каменным плитам, будто стальные подковы, хотя Зайчик в них не нуждается. Пока я неспешно слезал с коня, конюхи опасливо спрашивали, предпочитает ли лошадка кусаться или только лягается, Пес обежал двор на предмет «чего-нить», а в замке нарастала суматоха, наконец я услышал, как за спиной шумно распахнулись двери, а по ступенькам протопали частые шаги. Ангелхейм был все так же одет щегольски и с нарочитой небрежностью, бледен, как вампир, хотя пышные кудри прекрасного льняного цвета дышат жизнью, широкая перевязь блестит не только золотыми нитями, но и сложными узорами, сапоги с золотыми шпорами выше колен, пышные рукава, богато украшенный камзол, расшитые бисером брюки. Спускался он с широчайшей улыбкой на лице, глаза горят восторгом, но за три шага до меня вдруг преклонил колено. — Ваша светлость… — Дорогой друг, — ответил я с чувством. Он поднялся, растопырил руки, мы обнялись, он сказал с широчайшей улыбкой: — Наконец-то смогу принять вас, дорогой мой сюзерен, в моем маленьком, но страсть каком уютном замке! — Очень уютном, — подтвердил я. — Кто бы мог подумать, — сказал он с превеликим чувством, — о таком тогда, когда мы искали мелкую компромиссную фигуру для гроссграфства над Армландией. Мы пошли в замок, я сказал легко: — Я за это время успел стать эрцгерцогом, если вы не слыхали еще, и даже фюрстом. Но это такие мелочи в сравнении с тем, что я гроссграф такой великой державы, как Армландия с ее замечательным мужественным народом, исполненным… да, исполненным! Всяческими. Он взглянул коротко, но смолчал. Мы прошли два зала, богато украшенных свисающими сверху красными с желтым полотнищами, поднялись наверх, слуги таращатся с суеверным ужасом и опускаются на колени, склоняя головы. На господском этаже я сказал доверительно: — Дорогой друг, я вижу, как вы разрываетесь от сочувствия ко мне, бедному и страдающему от поражения… конечно, ужасающего и просто разгромного. |
