|
Я крикнул, стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее: — Он отказался возвращаться! Так что нового племени, что угрожало бы твоим законным и, без всякого сомнения, суверенным интересам, не будет! Будет твое моноплемя без всяких конфессий и всяких мультикультурностей… Монстр проревел таким низким голосом, что начала вздрагивать земля: — Он., не… мог… — Что? — Не мог… отказаться… — Отказался, — заверил я. — Он с рождения терся среди людей, потому не знает и не хочет вашей, без всякого сомнения, замечательной жизни. Он тебе не соперник! Он остановился и всматривался в меня щелями глаз, я уже решил, что убедил, но он тряхнул башкой и прорычал люто: — Нет… надежнее… съесть. А то вдруг… вернется? — Да с чего вдруг? Он рыкнул: — Может передумать… Вдали простучали копыта, я узнал коня Зигфрида, у него такой частый и нервный перестук, каким отличаются очень быстрые и пугливые лошади. — Он не передумает! — закричал я погромче, чтобы он не услышал приближения Зигфрида. Монстр рыкнул громыхающе: — Твои хитрости, существо… ничтожны… Он приближается… и смерть его будет быстрой… Я сказал громко и убедительно: — И все себе испортишь? Так издалека добирался… и вот так сразу? Если так уж надо убить — убей, но сперва переговори с ним, хорошо? Он рыкнул: — Зачем? — Тебе же самому, — закричал я, — будет приятно! Посмотреть в глаза врагу, насладиться его страхом перед тобой, таким огромным и всесильным, попугать, а потом не сразу сожрать, а по кусочку, чтобы тот визжал и вырывался… Он подумал и прорычал: — Растянуть удовольствие… да, это хорошо… Он обернулся в сторону приближающегося Зигфрида. Чудовищные мышцы спины напряглись, пошли в стороны, окаменели, а затем из этих плит начали медленно выдвигаться костяные шипы, усеявшие всю спину и перебравшиеся на плечи и руки. Я еще во время разговора, который намеренно затягивал, пытался призвать из своего арсенала Комья Мрака или Костяную Решетку, но впустую, затем попробовал мысленно взять в руку Небесную Иглу. Вроде бы нечто смутное ощутил, видимо, потому, что недавно пользовался, и ладони запомнили это ощущение, но все равно это оставалось там. Однако когда монстр раскорячился в боевой стойке, ожидая Зигфрида, я ощутил, что ладони начинают разогреваться, словно держу их над жарко полыхающим костром. В черепе застучали молотки, раскаленное шило вонзилось в затылок с такой силой, что я тихонько взвыл от жалости к себе, стиснул челюсти, но что-то потерялось, ладони остыли. Боль из черепа начала выветриваться, однако и присутствие Небесной Иглы в пальцах ослабело и почти исчезло. — Нет, — прорычал я, — нет, не отпущу… ты уже в руках… Ты здесь… я держу, чувствую… Снова стегнула боль, череп раскалился. Я захрипел, как пес, которому ошейник давит горло, но не давал волнам раскаленного тумана смахнуть картинку, как в ладонях появляется тяжелый корпус Небесной Иглы. |
