|
— Ну, — сказал я, — причины все же есть и поблагороднее. К примеру, вот та, которую ведем с Мунтвигом, а он… ха-ха!.. с нами. Он же начал великий поход за Честь, за Доблесть, за Веру, за Добро. Только за это и стоит воевать, хотя, если честно, то и за это воевать не стоит… мечами. Есть же диспуты, словесные баталии, сражения, битвы, даже войны!.. Победа — это когда заставил противника признать, что он был не прав, а что за победа, когда всего лишь убил? Он хмыкнул, покрутил головой. — Ваше высочество, боюсь… вы не встретите понимания. Народ прост, он предпочитает убивать. Я ответил тяжело: — Что ж, глас народа — глас Божий. Будем убивать, торжество гуманизма требует, чтобы текли реки крови и громоздились монбланы трупов. И… бодро понесем знамя либеральных ценностей на север… — А что с теми, — поинтересовался он, — кто встанет на вашем пути? — Думаю, вы знаете ответ, любезный мой граф. Я обошел весь лагерь, больше стараясь задерживаться в расположении союзных войск: вендоверцев, шателленцев, отрядов баронов Бриттии, всем нужно выказать уважение и наговорить хороших слов и отметить их выдающуюся роль в борьбе с врагом. Норберт выбрал прекрасное место, ровная долина, однако с двух сторон ее защищает река с обрывистым берегом с нашей стороны, а с другой — каменистая дорога ведет к замку лорда Джордана, так что лагерь даже не приходится как-то обустраивать для защиты. Уже к вечеру я вернулся к своему шатру, двое стражей у входа отступили в стороны, по их виду я понял, что Зигфрид, их старший, внутри. Я откинул полог, его родители сидят рядышком, лица спокойные, либо еще не приспособились выражать эмоции, а Зигфрид вскочил мне навстречу, развел руками. Широкий в плечах, широкомордый и широкоскулый, брутальный с виду и не только с виду, сейчас он весь в непривычных для себя мерехлюндиях, даже ростом стал помельче и как-то неприлично скукожился. Я посмотрел с сочувствием, выглядит не весьма, в то время как его родители цветут широкими и абсолютно одинаковыми улыбками. — И что ты решил? — спросил я. Он промолчал, а его отец сказал с уверенностью: — Он вернется и возродит племя!.. Он молод, силен, сумел ужиться среди людей и даже близок к вам, ваше высочество, что говорит о его высокой выживаемости в любых условиях. Сейчас от него зависит судьба всего нашего племени. Еще никогда оно не оказывалось так близко к гибели! Сейчас все в его руках. — Что ж, — сказал я, — желаю вам… ну, процветания. Зигфрид, ты не торопись, попрощайся со всеми, друзей у тебя много. Не обижай вот так… вдруг и пропал, не сказавши до свиданья. Он ответил блеклым голосом: — Да, сэр Ричард. Я счастлив, что повстречал вас однажды… и что теперь вижу ваш орлиный взлет к вершинам. Я снова хлопнул его по плечу, улыбнулся и вышел из шатра. Альбрехт уже ждет, но не успел открыть рот, как полог отлетел в сторону, вышел решительными шагами Зигфрид, лицо искажено страданием. — Ваше высочество! — Что-то не так? — спросил я. Он коротко взглянул на Альбрехта, но тот уходить не собирается, да и доверенное мое лицо, Зигфрид произнес с мукой: — А почему вы ничего не хотите подсказать? Я в полной беспомощности развел руками. |
