|
— И все же, — сказал я настойчиво, — это же вы втянули меня в этот странный брак, из?за чего все и завертелось… Он ответил еще тише: — После коронации ее величество обещают мне титул герцога. — Это самое малое, — сказал я, — что она может для вас сделать! Не хмурьтесь, но вам она обязана и возвращением королевства. Ладно — ладно, скажите тогда, что здесь за маги?.. В королевском дворце они должны быть. Я помню, Ротильда что?то кричала про Керен — геля… Мол, он с ними, все пропало… Он ответил осторожно: — У нас церковь, ваше высочество!.. Ворота храма Господнего всегда раскрыты, служба идет, священники о пастве не забывают и всячески бдят насчет козней врага рода человеческого… Я отмахнулся. — Да ладно вам, я сам воин Христа! И цель наша — строительство Храма Небесного здесь, на грешной земле, чтобы освятить ее, а уцелевших людей сделать праведниками. — Истинно так, ваше высочество! — Но в процессе строительства, — уточнил я, — мы позволяем таскать камни не только святым, но и грешникам. Иначе будем строить вечность, не так ли? Не поверю, что при королевском дворце, где столько музыкантов, певцов, поваров, псарей и сокольничих, нет хотя бы с полдюжины магов! Он повздыхал, помялся, наконец проговорил с неохотой: — Ну есть, хоть и не полдюжины, а всего двое. Я и не знаю, как бы ужились полдюжины, они ж такие сварливые, склочные… — Двое? — изумился я. — Обычно они терпеть друг друга не могут и всегда селятся поодиночке. Он посмотрел на меня с укором. — Так зачем же… — Про дюжину? — спросил я. — Так я ж поэт, могу и про десять тысяч курьеров!.. У меня воображение. И где они? — Маги? — Ну не курьеры же! Где те, я знаю. — Один в отъезде, — сообщил он, — поговаривают, тайком сопровождает Голдвина, а второй здесь. Позвать? — Не нужно, — ответил я. — У меня такая демократическая манера, что вошла в привычку. Как захвачу замок или королевство, сразу или почти сразу пру к местному магу и шарю по сундукам по праву грубой силы на основе привнесения демократии и базовых либеральных ценностей. Он смотрел ошалело. — И… как? Я ответил грустно: — Обычно спереть ничего не удается, но вдруг да на этот раз… Он все еще стоял с открытым ртом, я улыбнулся очаровательно, мол, разрешаю понимать как шутку, хотя мы многие вещи делаем шутя, еще как шутя, это пусть другие от наших шуточек наплачутся, повернулся и пошел к выходу, но со спины догнал его встревоженный голос: — Ваше высочество… еще один деликатный вопрос! Я обернулся, спросил с интересом: — Ну — ну, люблю деликатные… О бабах? Он поморщился, сердитым жестом отогнал подбежавшего суетливо управителя. — Нет, ваше высочество, — произнес он так чопорно, как говорят только о государственном гимне или королевском знамени. — Никак нет! Я о весьма важном, так сказать… — Ну — ну? — Это насчет исполнения супружеского долга, — сказал он с таким холодным застывшим лицом, что даже стенам было видно, насколько сконфужен и как ему неловко такое выговаривать. |
