|
Я подошел к мостику, помахал рукой. — Дорога свободна, заклятия с моста сняты. Можете проехать. Алвима и Герст взглянули на меня в удивлении, о заклятиях слышат впервые. На той стороне передний всадник передал знамя одному из соратников, а сам осторожно пустил коня вперед, но проехал, как я ревниво отметил, спокойно и бестрепетно, гордый и прямой в седле. Я наблюдал, такой же державно безразличный, а всадник на этой стороне покинул седло, преклонил колено и опустил голову. Алвима замерла, глядя огромными глазами то на посланца Мурдраза, то на меня, а я после точно отмеренной паузы произнес милостиво: — Вижу, мой покорный слуга уже передал от меня послание… а еще вижу, вы приняли верное решение. Он поднял голову и, не вставая с колен, сказал вздрагивающим голосом: — Мы… повинуемся. Мое племя, мой народ Встречного Ветра, готов выполнять твою волю, господин. Только я слышал, как тихонько ахнула Алвима, а Герст и высыпавшие на стену обитатели замка, напротив, лишились дара речи и только смотрят на все по-лягушачьи выпученными глазами. Я снова помолчал для солидности и державности, мудрецы не говорят скороговоркой, а роняют осмысленности медленно и важно, покосился на Алвиму и ее начальника охраны замка. — Моя воля, — проговорил я снисходительно, — чтобы все жили в мире и согласии. Мне ваши жизни, конечно же, не нужны, ибо я могу создавать и разрушать миры… Но я волей случая проезжал по этим краям в глубокой задумчивости, и тут на меня кто-то набросился. Не переставая размышлять о высоком, я как-то неловко отмахнулся, а потом увидел, что нечаянно убил человека… По-моему, это был человек, насколько помню. Или нет?.. В общем, как вы понимаете, пришлось взять вдову убитого под защиту… Он сказал торопливо и с заметным облегчением: — Да-да, законы Творца святы для всех! — А раз она под моей защитой, — сказал я медленно и лениво, — то любой урон ее интересам или достоинству будет направлен и против меня… ну, вы поняли?.. Он вскрикнул: — Да, конечно! Обязуюсь… Я прервал мягким железным голосом: — Конечно же, как бы я ни был занят в других частях света, я немедленно приду ей на помощь. И месть моя будет не только страшна, но и образцово-показательна. Чтобы о ней с ужасом вспоминали сотни лет и говорили о жуткой судьбе истребленного племени, имя которого устрашатся называть вслух. Он сказал дрожащим голосом: — Да, господин, да… — Встань, — сказал я милостиво, — иди и не греши. Я не требую, чтобы ты приносил клятву верности женщине, что под моей защитой. Просто не задевай ее интересы. Он вскричал с огромным облегчением: — Господин! Теперь никто не посмеет относиться к госпоже Алвиме без должного уважения! Прошел еще день, ночью она пришла в мою постель, тихая и готовая исполнять свой долг, все это время я называл и продолжаю называть ее Алвимой, ни разу не обмолвившись, кто она мне. Все-таки и жена, и наложница — это нечто обязывающее. Женой называть не хочу, наложницей — унизительно для нее, с моей точки зрения, хотя она так не считает, ибо наложницы пользуются по закону всеми правами, что и жены, только дети от них не имеют доступа к трону или имуществу, кроме той части, что выделит отец или его жена по своей воле. |
