Сообщатель пожелал приятной ночи и отключился. Передачи кончились. Где Кух? Блейду просто необходимо высказаться и объясниться. Чтобы купец даже в мыслях подобного больше не допускал.

В дверь постучали. Наконец‑то!

– Входите! – крикнул Блейд не меняя позы. Сейчас он ему скажет!..

– Я думала, ты уже спишь. Завтра трудный день.

Блейд повернулся на женский голос и мгновенно вскочил с дивана.

Ланрана!

Гордая дочь царя Ордорима одна, без охраны в его комнатах глубокой ночью!

– Как ты себя чувствуешь? Ты готов к поединкам? – спросила она голосом, каким спрашивают совсем о другом.

– Я готов к любым поединкам всегда, – многозначительно сказал он.

Зачем она здесь? Действительно она волнуется за его состояние? Конечно, о чем же еще волноваться, если ее секстет должен победить любой ценой для блага и процветания Ордорима.

– Хотите вина, ваше величество? – галантно предложил Блейд, не зная что ей сказать.

– Нет, – ответила Ланрана, – я очень устала сегодня. Спина болит от жесткого кресла главы представительства… – Она посмотрела на него и вдруг приказала: – Раздевайся!

– Зачем? – Блейд растерялся, хотя казалось бы, в таких‑то обстоятельствам теряться не должен. Но не ожидал он как‑то так вот – сразу.

Она посмотрела на него устало, пожала плечами и вздохнула (или Блейду показалось, что вздохнула).

– Я осмотрю тебя, – ответила Ланрана. И пояснила, – всех царских дочерей маг Ордорима учит медицине. Я сниму с тебя усталость.

Блейд злился на свою глупую реплику. Он проклинал себя последними словами. Он разделся до пояса и встал перед ней, играя великолепными бицепсами.

– Весь раздевайся и иди сюда, – она подошла к магическому светляку висевшему прямо в воздухе у дивана. – Ложись!

Блейд повиновался и лег на диван на спину. Кто платит – тот и приказывает. Он сейчас состязатель секстета, за который она отвечает. Он сейчас для нее не мужчина – механизм, о нормальной функциональности которого она заботится. И не больше.

Но что с ним происходит, он едва сдерживает рычание, едва унимает дрожь в руках и биение сердца.

Она ловко ощупывала его грудь, руки, мышцы живота, ног. Пальцы у нее были холодные (нет, – подумал Блейд, – прохладные!), властные, опытные, знающие, и в то же время нежные, от прикосновения их к коже, мороз и жар пробирали одновременно.

– Повернись на живот! – приказала она.

Блейд послушно стал выполнять распоряжение и в этот момент встретился с взглядом ее черных глаз.

И он сошел с ума, он обезумел.

Даже если бы он знал, что сотни вооруженных солдат сейчас ворвутся и разрубят его на куски, он не удержался бы все равно. Лишь желание – одно желание, и только ее, ее одной! – и ничего больше жило в его голове.

Он схватил ее осторожно за нежную талию и прижал к груди, где гулко колотился важнейший человеческий орган. Он ожидал резкого окрика, пощечины, ожидал, что она будет биться и царапаться, защищаясь.

Она вдруг сама подалась, ткнулась лицом ему в грудь и заплакала.

Кожей Блейд почувствовал влагу слез, плечи в прекрасной тонкой ткани с золотым шитьем тряслись мелко у него перед глазами. Она была прекрасна, она была достойна того, чтобы отдать за нее жизнь, а не то, чтобы победить голыми руками полсотни безоружных разъяренных бойцов, причем не всех сразу, а по очереди.

Волна нежности (когда он испытывал в последний раз подобное давно позабыл) охватила его к этой гордой, своенравной и такой беззащитной женщине.

Очень осторожно, словно опасаясь сломать своими ручищами, он отодвинул ее лицо.