– Каладин… – Сил приземлилась ему на плечо.

– Хорошая была мечта, правда, Сил? Что мы сможем сбежать? Наконец-то обрести покой?

– Такая чудесная мечта, – прошептала она.

– Ты готова?

Она кивнула, и он шагнул в смотровую. Два вражеских солдата остались в комнате: боеформа и Царственный в буреформе. Царственный помогал солдату закинуть бесчувственного Тефта на спину.

Лирин посмотрел прямо на Каладина, затем резко покачал головой, его глаза расширились.

– Вы его сейчас положите на место, – сказал Каладин певцам, – и тихо уйдете. Пришлите за ним Сплавленного, если кто-то будет настаивать.

Оба замерли, и Царственный смерил его взглядом.

– Возвращайся в постель, мальчик, – наконец сказал певец. – Не испытывай моего терпения.

Лирин рванулся вперед, пытаясь вытолкнуть Каладина из комнаты. Быстрым разворотом Каладин отправил отца кувырком в коридор – как он надеялся, подальше от опасности. Сам шагнул назад в дверной проем.

– Не пойти ли вам за подкреплением? – сказал Каладин двум певцам. Это была скорее мольба, чем просьба. – Не упорствуйте.

Царственный жестом велел своему спутнику посадить Тефта обратно на смотровой стол, и на мгновение Каладину показалось, что они действительно могут прислушаться. Затем Царственный отцепил с пояса топор.

– Нет! – воскликнул позади Лирин. – Не делай этого!

В ответ Каладин втянул глоток буресвета. Его тело вспыхнуло от внутренней бури, и струйки люминесцентного дыма начали виться над кожей.

Это заставило двух певцов остановиться.

– Это он, господин! – воскликнула боеформа. – Тот, кого ищет Преследователь! Он точно соответствует описанию!

Царственный ухмыльнулся:

– Ты сделаешь меня очень богатым, человек.

На его коже возникли трескучие темно-красные молнии. Боеформа шарахнулась в сторону, ударившись о столик, на котором зазвенели разложенные хирургические инструменты.

Лирин схватил Каладина сзади.

Каладин спокойно стоял на краю пропасти. Он ощущал равновесие.

Царственный прыгнул вперед, размахивая топором.

И Каладин шагнул с края.

Он высвободился из отцовской хватки и одной рукой оттолкнул Лирина назад, а другой поймал запястье Царственного, не дав тому опустить топор. Каладин приготовился к энергетическому разряду, который пронзил его при прикосновении к буреформе: он сражался с такими певцами раньше. Тем не менее это его на миг ошеломило, и он не успел защититься, когда Царственный ударил его по лицу, разорвав щеку колючим панцирем на тыльной стороне ладони.

Буресвет это исцелит. Каладин поднял другую руку, предотвращая новый удар и одновременно продолжая удерживать топор. Некоторое время они боролись, затем Каладину удалось получить преимущество, сместив их общий центр тяжести вперед, – так у него появилась возможность повернуться и ударить Царственного плечом.

Шквал, как больно! Панцирь был не для красоты. И все-таки маневр на миг вывел противника из равновесия, так что Каладин смог, контролируя схватку, развернуть врага и ударить его рукой об угол смотрового стола. Панцирь на кисти певца раскололся с оглушительным треском.

Царственный зашипел от боли и выронил топор. Но затем он резко развернулся и ударил Каладина боком в грудь, прижав его к столику с инструментами. Отец Каладина кричал; певец-боеформа остался у противоположной стены, не пытаясь помочь своему. Он, похоже, не горел желанием нападать на Сияющего.

Без буресвета Каладин не смог бы противостоять постоянным энергетическим разрядам от прикосновения буреформы. Тем не менее он сумел продержаться, не позволяя врагу слишком сильно себя теснить, пока Царственный не попытался нанести еще один удар.