Как утверждают свидетели, старуха находилась в агонии до рассвета. Самое худшее было потом, мой генерал. Люди кропили лица и тела ее кровью, говорят, даже пили кровь. А теперь они почитают жертву. Уже появились изображения святой Игнасии.
– А ведь я таким не был. – Панталеон Пантоха садится на койке, Панталеон Пантоха хватается за голову, вспоминает, сетует. – Я ведь не был таким, будь она проклята, моя судьба, не был я таким.
– Ты никогда не наставлял рогов своей верной супруге и вообще быть мужчиной отваживался раз в две недели. – Бразильянка встряхивает простыни, Бразильянка их стирает, выжимает, развешивает. – Наизусть выучила, Панта. А потом попал сюда и распустился. Здорово распустился, – можно сказать: бросился в другую крайность.
– Сначала я во всем винил климат. – Панталеон Пантоха надевает трусы, Панталеон Пантоха надевает рубашку, носки, обувается. – Думал, жара и влажность влияют. А потом обнаружил странную вещь. Оказывается, все от моей работы.
– Хочешь сказать, слишком близко от искушения? – Бразильянка ощупывает свои бедра, оглядывает грудь, Бразильянку распирает тщеславие. – Хочешь сказать, что со мной ты таким шустрым стал? Надо же, какой комплимент.
– Ты этого не поймешь, да и я сам не понимаю. – Панта смотрится в зеркало, Панта приглаживает брови, причесывается. – Просто загадка, такого никогда и ни с кем не бывало. Нездоровое чувство долга, все равно как болезнь. Потому что оно не морального, а биологического, плотского свойства.
– Видишь, Тигр, во что нам обходятся фанатики. – Генерал Скавино садится в джип, генерал Скавино пробирается через топи, присутствует на похоронах, утешает пострадавших, наставляет офицеров, говорит по телефону. – Это не отдельные группки. Их тысячи. Вчера вечером я проезжал мимо креста младенца-мученика в Моронакоче и поразился. Море народу. Даже солдаты в форме.
– Ты хочешь сказать, что способен заниматься этим с утра до ночи из чувства долга? – Бразильянка застывает, пораженная, Бразильянка открывает рот от изумления, хохочет. – Послушай, Панта, я знала многих мужчин, в этих вещах опыта у меня больше. И уверяю, нет на свете мужчины, которому бы чувство долга помогло в постели.
– Но и такого, как я, на свете нет, в этом мое проклятье, у меня все не как у людей. – Панталеон Пантоха роняет расческу, Панталеон Пантоха задумывается, размышляет вслух. – Мальчишкой я плохо ел, совсем аппетита не было. Но как только получил первое назначение – следить за питанием полка, во мне сразу проснулся зверский аппетит. Целыми днями ел не переставая, изучал рецепты, научился стряпать. Перевели на другую должность, и – прощай еда, я заинтересовался портновским ремеслом, одеждой, модами, начальник даже подумал, что я педик. А все потому, что мне поручили ведать обмундированием, теперь понимаю.
– Надеюсь, тебе не поручат сумасшедший дом, Панта, а то первым делом ты бы свихнулся. – Бразильянка кивнула на иллюминатор. – Смотри, эти бандитки подглядывают.
– Убирайтесь отсюда, Сандра, Вирука! – Панталеон Пантоха бросается к двери, Панталеон Пантоха отпирает дверь, рычит, действует. – Пятьдесят солей штрафа с каждой, Чупито!
– Для чего же тогда священники, за что мы платим капелланам? – Тигр Кольасос мерит шагами кабинет, Тигр Кольасос изучает отчеты, складывает, вычитает, возмущается. – Чтобы они бездельничали, брюхо чесали? Как получилось, что гарнизоны Амазонии наводнены «братьями», Скавино?
– Не высовывайся, Пантосик. |