|
Она тихо лежала в темной детской. — Ты еще не спишь, радость моя? — на всякий случай спросил я. — Пап, а ты не поцеловал меня на ночь. Я включил свет. — Вот я и пришел исправить ошибку. Но сначала я почитаю тебе книжку. Не возражаешь? Дженна радостно запрыгала на кровати. — А что ты будешь читать? — Вот. Мэри дала мне эту книжку. — Значит, хорошая. У Мэри все истории хорошие. — А она часто тебе их рассказывает? — Каждый день. Я присел на краешек постели и открыл старую книжку. Ветхий переплет слегка хрустнул. Я кашлянул и начал читать вслух: «Маленькая девочка вошла в отцовский кабинет. Она всегда приходила сюда по субботам и, пока готовился завтрак, просила отца рассказать ей какую-нибудь историю. Но в то утро отец сказал, что очень-очень занят, и попросил его не тревожить. Однако девочка не уходила…» — Совсем как ты, папа, — заметила Дженна. — Ты тоже очень-очень занят. Я виновато улыбнулся и продолжил чтение: «— Ну хорошо, я расскажу тебе историю. Жил-был маленький поросенок… Девочка замахала руками и сказала, что она уже вдоволь наслушалась историй про поросят и они ей надоели. — Так какую же тогда историю тебе рассказать? — Расскажи мне про Рождество. День благодарения прошел, значит, скоро наступит Рождество. — Я и про Рождество тебе рассказывал ничуть не меньше, чем про поросят. — Сравнил! Истории про Рождество всегда интереснее». В отличие от ее книжной ровесницы Дженна заснула, не дослушав историю. Я понял это по ее ровному дыханию. Дочь кротко улыбалась во сне. От нее веяло удивительным покоем. Я укрыл ее, осторожно поцеловал в щеку и вышел из детской. Портьеры в маленькой гостиной были плотно задернуты, а свет погашен. Обе женщины сидели, освещенные пламенем камина, и о чем-то едва слышно переговаривались. Негромкий голос Мэри звучал мягко и успокоительно. Заметив мое присутствие, она подняла голову. — Ричард, ваша жена задала весьма интригующий вопрос. Она только что спросила, какое из моих чувств Рождество затрагивает сильнее всего. Я присел к столу. — Мне нравится все, связанное с Рождеством, — продолжала Мэри. — Но в особенности — звуки. Звон колокольчиков уличных Санта-Клаусов, записи любимых праздничных мелодий, искренние детские голоса, исполняющие рождественские гимны. Шум центральных улиц становится иным. А как вкусно шуршит бумага в магазинах, когда упаковывают подарки! Люди становятся приветливее, и любой незнакомец может поздравить вас с Рождеством. И конечно же, непередаваемая прелесть рождественских историй. Мудрость Диккенса и других писателей, умевших просто и задушевно рассказать о Рождестве. Она умолкла на несколько секунд. — Да, я люблю звуки этого времени года. Даже в этом доме все звучит по-другому. Наверное, женщин Викторианской эпохи я тоже поняла и полюбила благодаря Рождеству. Я был целиком согласен с Мэри, но промолчал. — Сейчас уже не строят таких домов, как этот, — задумчиво произнесла она. — Вы обратили внимание на двойные входные двери? Как по-вашему, зачем они сделаны? — Чтобы сберечь тепло, — предположил я. Мэри улыбнулась и покачала головой. — Не забывайте: эти дома строились, когда телефонов вообще не было либо они были редкостью. Я ведь достаточно стара и помню те дни. Мы тоже улыбнулись. — Внешние двери показывали посетителям, расположены хозяева принимать сегодня гостей или нет. Если двери открыты, можно смело звонить в звонок. |
