|
К этому времени беспокойство Кери переросло в сильную тревогу. Каждые несколько минут она выходила на балкон — посмотреть, не возвращается ли Мэри. Волнение жены передалось и мне. Насколько я успел узнать характер нашей хозяйки, Мэри нельзя было назвать ни экстравагантной, ни чудаковатой. Вероятно, с ней что-то случилось, и нам оставалось лишь ждать ее объяснений, если она захочет их дать. На вопрос, будет ли она ужинать, Мэри покачала головой, но сказала, что минут через сорок приглашает нас на чай. Сначала чаепитие протекало в тишине. Затем Мэри поставила чашку на стол. — Уверена, что мои сегодняшние действия показались вам, мягко говоря, странными. Я была у своего врача. Мне нужно было узнать причину головных болей и головокружений, мучивших меня в последнее время. Затянувшаяся пауза намекала на то, что сейчас мы услышим не самые приятные новости. — Врач сказал, что у меня в мозгу обнаружили опухоль. Она достаточно большая и продолжает расти. Ее местоположение не позволяет сделать операцию. Мэри глядела мимо нас, однако ее слова звучали на удивление спокойно. — Врачи бессильны мне помочь. Я дала телеграмму брату в Лондон. Я решила, что вы тоже должны это знать. Кери порывисто обняла Мэри. Я обнял их обеих. Мы застыли, не находя слов. * * * Возможно, отрицание — это необходимый механизм, позволяющий людям справляться с ударами судьбы. Неделя, затем вторая прошли без происшествий, и у нас с Кери появились благодушные надежды. Возможно, все обойдется. Врачи склонны драматизировать ситуацию. А вдруг они ошиблись? Нам, как детям, хотелось, чтобы под Рождество произошло чудо: проклятая опухоль рассосалась и Мэри поправилась. Расплатой за наши иллюзии стало возвращение ее головных болей. Реальность била по нам с безжалостностью холодного декабрьского ветра. В поведении Мэри обозначилась еще одна странная перемена: похоже, ее раздражала моя погруженность в работу. Она постоянно отвлекала меня каким-нибудь вопросом. Конечно, проще всего было бы после ужина уйти на второй этаж и заниматься делами там, но из уважения к хозяйке я оставался в маленькой гостиной. — Ричард, вы когда-нибудь задумывались о том, каким был первый рождественский дар? — спросила она меня в один из таких вечеров. Сложная цепочка расчетов, которые я производил в уме, распалась. — Честно говоря, не задумывался, — ответил я, отрываясь от расходной книги. — Вероятно, золото, ладан или смирна. Если последовательно, то золото. Чувствовалось, что Мэри недовольна моим ответом. — В воскресенье я обязательно посмотрю, что об этом говорит Библия, — пообещал я, надеясь, что это понравится ей больше. Мэри неподвижно сидела в кресле. — Это отнюдь не праздный вопрос, — с непривычной твердостью в голосе сказала она. — Понимание первого дара Рождества очень важно. — Конечно, Мэри. Но не именно сейчас. — А откуда вы знаете, что важно именно сейчас? — резко спросила она, после чего встала и покинула комнату. Я опешил. Я понимал, что болезнь порой сильно меняет характер человека, но вдруг почувствовал себя школьником, которого отчитали за невыученный урок. Перед тем как лечь спать, я спросил у Кери, знает ли она про первый дар Рождества. — Первый дар? — сонным голосом повторила она. — Это что, вопрос на засыпку? — Не думаю. Мэри спросила меня об этом и очень огорчилась, когда я не ответил. — Будем надеяться, что завтра она не спросит меня, — зевая, сказала Кери и перевернулась на другой бок. Я лежал, размышляя о первом даре Рождества, но постепенно сон взял свое. Я уснул, и мне опять приснился ангел. * * * На следующее утро, за завтраком, мы с Кери обсуждали вчерашний всплеск недовольства Мэри. |
