|
Может, поешь горячего супа? Поди поцелуй меня. Это кровь в тебе играет, девочка моя! У тебя уже хорошенькие грудки, и талия какая, и бедра — чертовка ты моя милая!.. В четырнадцать-то лет!.. Она обняла Мартину и стала целовать ее черные волосы, бледные щеки, плечи. Сжав губы, закрыв глаза, Мартина терпела ласки, неподвижная как труп. У нее было длинное, атласисто-гладкое тело ребенка-женщины. Казалось, ей трудно дышать в тесном шерстяном платьице, из которого она выросла. Мари выпустила ее из своих объятий. —— Ложись со мной! Я подвинусь к стенке... Мартина вместо ответа еще ближе придвинулась к раскаленной плите. — Мама, я больна, мне холодно, я буду ворочаться и мешать тебе спать. На, вот шарики Деде, они такие приятные, гладкие. Мартина извлекла из глубокого кармана два шарика. — Оставь их себе, дуреха. Я дам ему что-нибудь другое. Мари засунула шарики обратно в карман Мартины. — Ты же не можешь совсем больная просидеть всю ночь у плиты, еще чего доброго свалишься. — Я пойду ночевать к Сесили... Мари замахнулась на нее. — Ты останешься дома! Погоди, я сама схожу к ней, к этой парикмахерше. Я ей покажу! Это из-за нее и из-за ее Сесили у меня отняли старшую дочь и поместили в профилакторий! Сразу видно, что она в пособиях (Во Франции выплачивается пособие на каждого ребенка, если заработок семьи не превышает определенной суммы. Когда ребенок находится в больнице, выплата пособия приостанавливается. — Здесь и далее примечания переводчиков.) не нуждается. Ей-то наплевать, когда у родной матери забирают ребенка! Постепенно Мари перешла на крик. Мартина поднялась, приставила к стене стул и придвинула к нему Другой, чтобы вытянуть ноги. Мари кричала. Ребятишки угомонились: они уснули в темноте или притворились спящими, предпочитая в такую минуту не подворачиваться под руку матери. Мартине казалось, что мать кричит целую вечность. Разморенная жаром плиты, она не слушала ее; Мари уже затихала, как вдруг Мартина вскрикнула. — Что там еще такое? — проворчала Мари. Одним прыжком очутившись у двери, Мартина распахнула ее; на дворе было темным-темно, красный свет висячей лампы, освещая комнату, не в силах был пробиться наружу и вырывал из тьмы одни лишь грязные следы у самого порога. Мартина исчезла... Шаря по земле, она отыскала корзинку, которую выронила, увидев крысу в руках матери. «Только бы она не разбилась! Ох, мама...» Она поставила корзинку на стол, и Мари с любопытством подошла к ней: — Что там у тебя? Мартина достала из корзинки пакетик, умещавшийся на ладони, осторожно развернула белоснежную папиросную бумагу и вынула из нее статуэтку богоматери на фоне грота в виде раковины; перед ней —коленопреклоненный ребенок. Все было окрашено в нежные цвета: небесно-голубой, белый, розовый. Мари тыльной стороной руки очистила для богородицы стол. — Это парикмахерша тебе подарила? Мартина, не сводя глаз со статуэтки, кивнула. Мать стояла рядом и тоже залюбовалась статуэткой. — Она привезла мне ее из Лурда, — сказала наконец Мартина. |
