Потрясение, которое она при этом испытала, было почти равносильно тому, какое она испытывала при встречах с Даниелем
Донелем.
— Что ты там возишься? — крикнула Мари, привстав на постели.
— Мама... От нее идет свет! — Мартина показала пальцем на статуэтку,
— Боже милосердный! — Мари вздохнула и улеглась обратно. — Они ее с ума сведут, мою доченьку. Ей только не хватает теперь голоса
услышать...
Спичка жгла кончики пальцев... Ночь вновь вступила в свои права. Мартина, широко открыв глаза и не сводя их со светившегося в темноте
пятна, думала о Даниеле Донеле. Бессонница была упорной, а ночь—бесконечной... Сколько сейчас времени? Может быть, девять часов, а может, и
десять... Мать, вероятно, тоже не спала, потому что внезапно сказала:
— Иди! Ночуй у Сесили! Чего доброго нагрянет отец, пьяный как всегда... А ты сегодня и без того сама не своя, лучше уж тебе и впрямь уйти.
В полной темноте Мартина подхватила свою курточку и проскользнула в дверь. За дверью ночь была совсем другой — свежей, сырой. Мартина
бегом пронеслась через грязный двор, проселочную дорогу и вышла на шоссе. Который же все-таки час? Может, уже слишком поздно стучаться к Сесили?
Мартина бежала по шоссе. Навстречу шли машины, освещая ее фарами, одна, другая... Пока она не добежит до церкви, ей не узнать, который час, да и
там она увидит часы только если взойдет луна.
Но, поравнявшись с первыми домами, она успокоилась: если у деда Маллуара еще есть свет в окнах, значит, не так уж поздно. Улицы были
пустынны, но окна кое-где светились: у газовщика, у нотариуса, и на площади, в глубине, где стояла церковь. А на темной колокольне, как будто
нарочно для Мартины, услужливые часы неторопливо пробили десять раз. Еле успела... Мартина добежала до парикмахерской, запыхавшись; в боку у нее
кололо... Она постучала в окно. Дверь отворили. Из темноты, оттуда, где, подобно дереву, высился аппарат для перманентной завивки и черно
поблескивало зеркало, появилась парикмахерша.
— Мартина!.. Почему так поздно? Что-нибудь случилось?
— Мама меня отослала. Боится — отец придет ночевать.
— А... Ну что же, входи, дочка.
II
Мартина-пропадавшая-в-лесах
Отец... Так его называли, несмотря на то, что Мари Венен вышла за него замуж, имея уже двух девочек от никому не известных отцов. Сосватал
ее кюре той деревни, где жили ее родители, промышлявшие живодерством, и где она родилась, а также мэр селения, где она жила теперь. Говорили,
что мэр был отцом старшей девочки; лет пятнадцать назад он слыл волокитой, а Мари, ничего не скажешь, была хороша собой, и тогда за ней многие
бегали. Во всяком случае, мэр добился от муниципального совета разрешения выделить ей земельный участок невдалеке от деревни, за рощицей.
Договорились, что она возьмет в мужья Пьера Пенье, дровосека, и что они вдвоем обработают отведенный им участок и выстроят дом, да такой, что не
посрамит своим видом деревни. Пьер Пенье был человек работящий, хотя и любил выпить. Он не возражал против дочерей Мари, привороженный и
земельным участком и самой Мари, все еще очень красивой, с лица которой при любых передрягах не сходила неизменная улыбка. |