На углу улицы Сен-Флорантен они столкнулись лицом к лицу.
Даниель взял Мартину за локоть, чтобы перевести ее через улицу, и они зашли в первый попавшийся бар.
Там было тесно, как на вокзале, и они сели за единственный свободный столик между уборной и телефонной будкой.
Вокруг них окутанные густым табачным дымом шумели молодые люди с бачками и в обтягивающих икры узких брюках.
— Давайте пообедаем вместе?! Когда земляки встречаются в Париже...
— Да, не будь Парижа...
Дошло ли до Даниеля все то, что было вложено в эти слова: «Не будь Парижа»?
— Пообедаем вместе,— повторил он утвердительно.
— Меня ждут.
— Кто?
— Мадам Донзер.
— Позвоните ей.
Мартина встала и направилась к телефону. В облаке табачного дыма она едва разглядела бледную кассиршу, державшую телефонные жетоны рядом с
яйцами и миндальным пирожным, завернутыми в целлофан. Мартина открыла дверь с надписью «Телефон». Поспешно взяла рубку, еще сохранившую тепло
чьей-то руки и чьего-то уха. Остро пахло духами. Машинально Мартина набрала номер. Сердце у нее бешено колотилось: «Сесиль, не ждите меня... я
встретила Даниеля...» Она положила трубку, не слушая того, что кричала Сесиль.
VIII
Горошина
Утром они обычно завтракали все вместе в кухне за столом, покрытым водянисто-зеленой пластмассовой скатертью, всегда сверкающей,
ослепительно чистой. Кофе в белом кофейнике, масло, варенье, поджаренный хлеб... цветастые чашки, мельхиор... Сесиль и Мартина пили еще и
фруктовые соки, а мсье Жорж съедал яичницу и кусочек ветчины. Радио потихоньку ворковало, но никто не старался вслушиваться в передачу, будь то
песня или беседа, просто на фоне этого привычного шумка сильнее ощущался домашний уют.
— Счастливейший из людей, а именно я, — говорил мсье Жорж, разворачивая газету и вдыхая аромат кофе и поджаренного хлеба, — желает вам,
милые дамы, приятного дня.
Мадам Донзер, то есть мадам Жорж, приготовляла мужу тартинки, поглядывая на Мартину, молчаливую, с синими кругами под глазами. Сесиль
смотрела и на Мартину, и на часы: она работала стенографисткой-машинисткой в Туристском агентстве. Все четверо они хорошо зарабатывали, и мсье
Жорж легко выплачивал взносы за купленную в рассрочку квартиру и помещение мужской парикмахерской, которое, как и квартира, находилось в первом
этаже только что отстроенного дома у Орлеанских ворот. Мадам Донзер, простите, мадам Жорж, сидела за кассой в парикмахерской, где, кроме мсье
Жоржа, работали еще двое подмастерьев. Она предпочла бы продолжать свое дело, но помещение было не приспособлено для этого, а она ни за что на
свете ни в чем не перечила своему мужу. Мсье Жорж был на редкость приятным человеком, всегда с иголочки одет, как если бы он был дамским
парикмахером, высокого роста и — что поделаешь! — лысый.
— Ну что же,— сказал мсье Жорж, складывая номер газеты «Паризьен либере», — ничего нового, дела наши плохи, как всегда. Идем вниз, мама
Донзер? Дочки, дочки, поторапливайтесь.
Дождь прошел. |