Изменить размер шрифта - +
Она и не

собирается. Вот я сама из рабочей семьи, и мой первый муж тоже был рабочим, но я прекрасно понимаю, что мои дочки хотят другого положения, выше

нашего.
      — Мама, — сказала Сесиль, — никто  не собирается «возвыситься» над тобой. Что ты выдумываешь! Жак — тоже рабочий, и слава богу.
      Мартина массировала белые ручки Сесили, ее собственные были безукоризненны, с длинными блестящими розовыми ногтями.
      —Поживем—увидим, слава ли богу, — нетерпеливо сказала мама Донзер,— но Мартина-то еще меньше, чем ты, годится в жены рабочему. Обе вы

княжны. Жорж правильно сказал! Тут и спорить нечего, в особенности в отношении Мартины. Мартина сама знает, стоит ей войти в не очень чистую

уборную, и ее сразу начинает тошнить... И полотенца ей меняй ежедневно... А постель! Не дай бог положить ее на жесткий матрас — у нее все тело

начинает ломить. Скоро ей потребуются батистовые простыни.
      — Принцесса на горошине... Любопытно... любопытно...
      Мсье Жорж поглаживал свою сверкающую чистотой лысину. Он был настроен мечтательно, в особенности потому, что слушал одновременно и жену, и

очередную «увлекательную» историю по радио, так что, собственно, трудно было понять, к чему относится это его «любопытно».
      — Знаете ли вы сказку о горошине, милые дамы? — продолжал мсье Жорж. — Одна королева-мать хотела женить своего сына на настоящей

принцессе. И вот девушек, кандидаток в невесты, стали подвергать испытанию: их оставляли ночевать и на отличную кровать накладывали одна на

другую множество мягчайших перин. Перин этих набиралось столько, что девушка, желавшая выйти замуж за принца и выдававшая себя за настоящую

принцессу, оказывалась под самым пологом из голубого шелка. Но подо всю эту гору пуховых перин королева-мать подсовывала горошину, одну только

совсем крохотную горошину. На утро она приходила будить спавшую девушку и спрашивала: «Хорошо ли вам спалось, принцесса? Какова постель?» И все

девушки отвечали: «О да, ваше величество, госпожа королева, я отлично спала, постель — сплошной пух...»
      Тогда королева-мать говорила: «Убирайтесь вон! Вы вовсе не принцесса!» И вот как-то раз во дворец является девушка, почти девочка... На

ней ситцевое платьице и деревянные башмаки; ее длинные косы дважды обвивают головку, талия у нее не толще круглой шейки, а глаза, как два

солнца. «Я принцесса из далеких краев, — сказала она королеве, — и хотела бы, ваше величество, выйти замуж за вашего сына, потому что я всегда

его любила, с тех самых пор, когда еще малюткой увидела его портрет».
      — В иллюстрированном журнале «Матч»... — со смехом вставила Сесиль, но остальные зашикали на нее.
      — «Какова   дерзость! — ответила  королева-мать.— Мой сын еще красивее, чем его портрет в «Матче», а вам, моя милая, впору только гусей

пасти! Но все же шутки ради я предлагаю вам провести ночь во дворце...» И девушку, в ее ситцевом платьице и деревянных башмаках, отвели в пышную

спальню, где уже была приготовлена постель со всеми перинами и простынями, обшитыми кружевом, а также горошиной, подсунутой под пуховые перины.

Горничные раздели девушку, расплели ее упавшие на пол золотистые косы, волнистые, как море под легким ветерком.
Быстрый переход