|
Но звонить по телефону из-за проклятого насоса, терпеть в доме рабочих — это его раздражает. Вместо центрального отопления для нас он предпочитает поставить климатическую установку для сохранения выкопанных из грунта роз. Скупой! Мне обидно, что ты можешь считать моего отца скупым. Я уверен, что он и представления не имеет, сколько у него денег. Да и никто этого не знает! Не говоря уже о превратностях профессии, в которой все зависит от настроения всевышнего. — Это что-то уж очень сложно!..— Мартина держала перекинутые на руку юбки, вынутые из чемодана, и оглядывала комнату.— Куда бы их повесить? Все гораздо проще — обыкновенная скупость! Но как бы там ни было, а жратва тут безукоризненна! У твоей сестры есть любовник? Даниель глядел, как Мартина надевает платья на плечики, которые она привезла с собой, и развешивает их на гвозди, вбитые в стену. Ящики пузатого комода были открыты, она раскладывала в них какие-то прозрачные красивые вещи. — Нет, насколько мне известно, у моей сестры нет любовника, — сказал он рассеянно. — Она всегда молчит и думает неизвестно о чем. Иногда я говорю себе: а может быть, вся ее таинственность — просто глупость? Ты видишь, я все тебе говорю, Мартина, я тебе выдал даже свою сестру, старшую сестру, которую я люблю... Ты не устала, милая? Устала? Может быть, приляжем отдохнуть?.. Отдых затянулся. Остальную часть дня они провели в постели. Никто их не тревожил, а за окном раскинулась золотая пустыня рапса, небо, необъятный горизонт... Им захотелось пить, Даниель спустился в кухню и вернулся с запотевшей бутылкой холодного красного вина, бисквитами, фруктами. Вечером они прошли через пустовавший этаж, спустились по каменной лестнице в переднюю и вышли на гудронированную дорогу. Ночь благоухала, было необыкновенно хорошо, ни ветерка; неподвижный, но свежий воздух был чист, как прикосновение ребенка. Когда они возвращались, ферма издали показалась Мартине очень большой, совсем средневековая крепость со стенами и башнями. — Будто необитаемый замок, — прошептала она с уважением, — нигде нет света... — Все спят. Здесь встают с восходом солнца. Дверь, выходящая на дорогу, была не заперта. Они поднялись по лестнице, стараясь не шуметь, хотя никто и не жил в этом крыле здания, прошли по коридору и легли в постель. XIII Пыль под ногами стража роз Параллельные ряды роз уходили вдаль, розы были в полном цвету, чередовались красные, розовые, желтые ряды. Те розы, что отцвели и, открывшись, обмякли, обнажали тычинки, беспорядочно спутались и обесцветились: красные стали лиловатыми, желтые и белые как бы загрязнились, края лепестков подсохли. Мартина подумала, что розарий — вещь небезукоризненная. — Вот здесь, — сказал мсье Донель, — дедушка посадил свои первые розы, отсюда все и началось. Со времен волхвов и розы и мы сами — все стало сложнее. Из-за культуры... Прекрасные самородки, вроде тебя, Мартина, встречаются редко. Но вернемся к розам. Вдруг роза волхвов, наша роза Франции, галльская роза стала махровой. Самопроизвольно! Ты видишь, Мартина, это случается и с цветами. Тогда ее начали культивировать, как говорят, совершенствовать. Почему усложнение считается усовершенствованием? Что касается меня, то с эстетической точки зрения я предпочитаю розу не махровую, а только с пятью лепестками. |
