Корзина пахла младенцем. Кисловатым, молочным запахом.
* * *
Он застал их на площади перед церковью. Горели факелы, будто в праздник; луны не было, зато из-за обилия звезд небо казалось обрывком церковной парчи.
Младенец орал.
Орал от холода, или от голода, или от страха; дьяк читал что-то по книге и, силясь перекричать младенца, охрип.
- Вы что творите?! - закричал Гринь издалека еще, на бегу. - Вы зачем человеческую тварь невинную мучаете, Божьим словом прикрываетесь, как воры?!
Те, что стояли на площади, разом обернулись. Хмурой решимостью повеяло на Гриня, решимостью, отчаянием и злобой:
- Отойди, чумак!
- Отойди, а то будет тебе проклятье… дом спалим - с сумой пойдешь…
- Нового недорода захотел?! Чумы захотел, да?!
Поначалу собравшиеся показались Гриню безликой темной толпой - но уже через минуту он увидел и Василька с отцом, и Колгана, и Матню, и Касьяна с братьями, и всех соседей-мужиков… Баб не было. Ни одной. Не бабское это дело.
- Не мучьте дите!
- Зачем оно тебе надо, чумак?! Твое, что ли? Поперек горла тебе и всем… чортово отродье, вражье зелье! Ну что тебе надо?!
Гринь остановился.
Зря пришел сюда. Ох, зря; на одной половинке весов и Оксана, и… все, а что на другой?! Зря только лечил от поноса… зря молоком поил, зря на руки брал…
- В костер бросите? - спросил он шепотом, ни к кому не обращаясь.
- В какой костер?! - удивился оказавшийся рядом сосед. - Читать надо, пока не замолчит. Беса гнать… Это не дите орет - это бес в нем.
Младенец зашелся новым криком; Гринь покачнулся, схватил ртом морозный воздух - и, не размахиваясь, ударил соседа в челюсть.
Хороший был кинжал. Дядька Пацюк сам его для Гриня выбрал, посоветовал денег не жалеть. Кривой кинжал, на лету волос перерубает. Пацюк же и научил Гриня приемам - и пригодилась наука, ох как пригодилась, особенно весной, когда разбойников стало больше, чем ворон.
- Не подходи! Убью!
Дьяк пятился, уронив свою книгу на снег. Нехорошо улыбался Матня, хмурились Касьяновы братья, и везде, где хватало света факелов, блестели яростные глаза.
- Не подходи!…
Гринь набросил на младенца свою свитку. Тот замолчал, как по команде; люди зароптали:
- Бес…
- Чует… бес…
- И этот уже бесами забран!…
- Чортов пасынок…
Матня поудобнее взял факел. Пошел на Гриня боком, отведя факел чуть в сторону; его одернули. Отец велел вернуться - Матня оскалился и попятился назад.
Поблескивал кривой кинжал. Мужикам постарше доводилось видеть такие клинки - и по тому, как Гринь держал его, ясно становилось, что хлопец не в бабкином сундуке отыскал оружие. Что хлопец тот еще.
- Камнями его, - сказали из задних рядов.
- Тихо, - поп шагнул наперед. - Гриня, уйди. На исповедь придешь, замолишь… Уйди. Не то худо будет, слышишь, Гриня?!
- Не дам дите! - крикнул Гринь срывающимся голосом. - Нечего мучить! Своих вон рожайте и мучьте…
Попа оттеснили. Мужики наклонялись, искали под снегом камни; камней под заборами было в избытке. |