Писарь вздохнул, качнул окулярами:

    -  У меня, Яринка, как батька твой в поход ушел, только и осталось, что десяток стариков абшидных да дюжина сопляков, что и шабли в руках не держали. А случись чего, чем Валки обороню? Люди лихие сие сразу смекнули, того и гляди - налетят. Подумаешь, каменьями подрались!

    -  Батька, так давайте я в Гонтов Яр съезжу, - внезапно предложил Хведир. - Все одно делать нечего! Разберусь, а заодно и погляжу, каковы там черти. Селянам скажу, что я по ведьмам - первый знаток. Три раза отченаш прочту, посполитые и успокоятся. В коллегии потом хлопцам расскажу - посмеемся.

    -  На ночь глядя? - пан писарь недовольно поморщился. - А ежели и вправду люди лихие? С тебя вояка, сам ведаешь, какой!

    Хведир только вздохнул. Это уж точно - не воин. Шаблюкой махать - не перышком черкать и не вирши складывать.

    -  А вместе съездим! - улыбнулась Ярина. - Дядько Лукьян, вы мне этого вояку доверите?

    -  Тебе? - седатые брови пана писаря полезли вверх. - Тебе, Яринка, я и сотню доверю, да только что за обычай - по всякому селянскому плачу коней томить? На каждый чих не наздравствуешься!

    -  Батька так не думает, - теперь голос девушки звучал твердо, на лице не было улыбки. - Батька считает, что мы, реестровцы, черкасы гетьманские - посполитым ограда и защита. К кому им еще обращаться, как не к нам? За то нас и кормят, за то и на полях наших работают.

    "Мы - реестровцы" - прозвучало так, что пан писарь и не подумал ухмыльнуться. Нрав Ярины Загаржецкой, единственной дочери зацного и моцного пана сотника, был ему хорошо ведом - как и всем прочим в округе. Логин Загаржецкий мечтал о сыне, а родилась дочь. Некрасивая плосконосая девочка, с детства приученная скакать на кровных конях и рубить татарской шаблей лозу. И уже без всякого смеха начинали судачить, что быть когда-нибудь девке сотником - дело хоть и невиданное, да мало ли чего невиданного в мире деется? Что ни говори, а и такое на свете бывает. Редко - да бывает.

    -  Ин ладно! - пан писарь вновь вздохнул, повернулся к сыну. - Возьмешь с собой Малея да Луцыка. Только смотри у меня - не задирайся! И за егозой этой следи, а то, случись чего, как я ее батьке в глаза глядеть буду!

    Щеки девушки невольно вспыхнули, но она сдержала характер - смолчала. Хведир довольно ухмыльнулся, и тут же охнул - маленький, но крепкий кулак поцеловал его аккурат под ребра. Пан Лукьян Еноха осуждающе покачал головой, но вмешиваться не стал, благоразумно рассудив, что молодежь и без него во всем разберется.

    * * *

    -  И чего дальше, после коллегии? Попом будешь?

    -  Попом? - Хведир задумался, погладил ноющий бок. - Да ну его, не хочу попом! Попадется такая попадья, как ты, и месяца не проживу!

    -  Что, сильно попало? Ну, извини!

    -  Вот так всегда! Побьют, а потом извиняются!

    Дорога была пуста, снег глубок. Ехать пришлось по санной колее, по двое в ряд - шагом, не спеша. Ярина и Хведир пристроились впереди. Двое черкасов, оба седоусые, лохматые, в высоких черных шапках, ехали за ними. Одноглазый Агмет замыкал маленький отряд, то и дело оглядываясь и недовольно покачивая головой. Было заметно, что поздняя поездка ему не по нутру. Похоже, не ему одному - Малею и Луцыку явно хотелось спать, да и кони шли понуро, без всякой охоты.

    -  А если попом не хочешь, чего в коллегию ехал?

    Хведир усмехнулся, пожал плечами:

    -  Так батька послал! Я ведь третий сын, почнут добро делить, мне и отрезать нечего будет.