Миранды тоже не было за обедом. Лиалла сказала, что она в постели и акушерка постоянно находится рядом с ней.

– Думаю, что она и сегодня не родит. – Лиалла покачала головой. – Хотя все, кто забеременел после последнего праздника, уже родили. Но я не волнуюсь, первый ребенок Миранды тоже появился много позже положенного срока. Есть женщины, у которых дети появляются с большой задержкой.

Обед прошел в полном молчании, женщины сидели полусонные и усталые, разговаривать никому не хотелось. Ванайя, раздраженная тяжелой обстановкой и тишиной, попросила Ру спеть, но тот отказался.

– У меня что‑то болит горло, да и лирик не настроен, – пытаясь говорить как можно веселее, ответил он. – Я лучше попытаюсь сегодня написать песню для леди Миранды, ей нравятся мои скромные стихи и музыка.

Наблюдая за ним, Цендри не могла понять, почему его так заботит, как пройдут роды у Миранды. Ей было странно, что Ру, зная, что ребенок не его, так переживает за него. Внезапно она подумала, что Ру, как всякого влюбленного, заботит все, что связано с объектом его любви. Человек эмоциональный, он считает, что его касается все то, что касается и Миранды. Цендри жалела Ру, понимая, как ему тяжело скрывать свои чувства. «Если уж романтическая любовь женщины к мужчине считается здесь извращением, можно только представить, как тут воспринимается любовь мужчины к женщине», – подумала Цендри.

Цендри спала очень плохо. Она часто вставала, подходила к окну, прислушивалась к каждому шагу на лестнице и в доме. Лежа в уголке, она просыпалась от каждого звука, был ли это плач ребенка или чьи‑то шаги на первом этаже. Дал не возвращался, и чувство острого беспокойства охватило Цендри. Задолго до рассвета она встала и села к окну, разглядывая Руины. Она вспоминала все время, проведенное на Изиде. «Неужели Дал прав и меня развратило это общество? Да нет, не особенно. Конечно, у меня появилась некоторая враждебность к Далу. Да нет, она была и раньше, только Матриархат обострил ее. Я просто стала говорить о том, о чем раньше молчала». Цендри злилась на то, что, испугавшись зависти Дала, бросила заниматься научной работой и не стала ученой дамой. Она пыталась обвинить в этом Дала, но тут же вспомнила, что он никогда не просил ее сидеть дома. Цендри сама так захотела. «Если бы Дал хотел иметь покорную, забитую жену, он бы женился на женщине с Пионера, в тех боязнь мужа заложена генетически. Однако он предпочел меня.

Я сама поддалась, стала покорной, и он забылся, стал вести себя так же, как и остальные мужчины с Пионера. А я молчала, давила в себе недовольство, и вот оно выплеснулось здесь. Значит, я вела себя нечестно по отношению к нему. Неужели мы потеряли друг друга навсегда?»

Взошло солнце. За дымкой встающего над морем тумана и пеленой облаков оно показалось Цендри похожим на большой, покрасневший от слез, заплаканный глаз. Вскоре пришла Лаурина, она посмотрела на Цендри и поразилась ее усталому, измученному виду.

Цендри рассказала Лаурине об исчезновении Дала.

– Я боюсь, что он по незнанию законов Изиды мог попасть в беду, – говорила Цендри. – Может быть, он где‑нибудь в доме наказаний. Лаурина, ты знаешь Махалу и ее сторонниц. Они бывают в вашем колледже? – задала вопрос Цендри и, увидев утвердительный кивок девушки, продолжила: – Ты не могла бы спросить у них про Дала?

– Я сделаю для тебя и больше, но почему это так важно? – ответила Лаурина, и Цендри почувствовала в ее голосе нотки ревности. – Я могу выполнять обязанности ассистента не хуже.

Цендри настолько устала от необходимости всех обманывать, притворяться всезнающей ученой дамой‑археологом и выдавать Дала за своего ассистента, что в какую‑то долю секунды ей захотелось сказать Лаурине правду.